Государственный киллер

Серегин Михаил Георгиевич

– Не кто, а что. Водка кончилась. Ничего, у нас еще есть.

– Жарко что-то, – пробормотал Иван. – Никитич, открой окно, а?

– На халяву и сосулька – Тунгусский метеорит, – проворчал Билич. – Оторви задницу от стула да открой.

Несмотря на это брюзжание, он уже подошел к окну и начал открывать створку…

– Спасибо.

Высокий мужчина произнес эти слова и, шагнув на подоконник, тычком отстранил онемевшего от удивления Никитича и спрыгнул на пол. Вслед за ним оконный проем загромоздил чей-то монументальный силуэт, и на свет тусклой лампы под абажуром, возле которой

сидел ничего не понимающий Вороненков, появился отец Велимир.

– Доброй ночи честным людям, – приветствовал он не ожидающих такого экстравагантного визита хозяев и направил на них дуло пистолета.

Кстати, из того арсенала, который оставили в доме Константина Макарыча гоблины Маметкула.

– Сидеть, – негромко произнес Свиридов и, наставив на Билича «узи», грубо толкнул того на диван. – Ты Никита Билич?

– А если и так, – стараясь не выказывать страха, угрюмо проговорил тот.

– Вот ты-то мне и нужен. А второй кто?

– Я… оператор… Вороненков Иван Ильич, – не на шутку перетрусив, невнятно пробулькал тот.

– Иван Ильич? Оператор? – Свиридов подошел к нему вплотную, в то время как Фокин буравил взглядом напряженно застывшего в неловкой позе Никитича. – А Толстого Льва Николаевича читал?

– Чи… читал.

– Знаешь замечательную повесть позднего периода под очень актуальным для тебя названием? «Смерть Ивана Ильича» называется. Ну так вот, если не хочешь устроить себе то же самое, отвечай на все мои вопросы и делай все, что я скажу.

Влад четко прощупал слабину оператора и теперь проводил небольшой психологический прессинг.

В этот момент Билич, словно решив, что сидеть в бездействии смерти подобно, вскочил и бросился было к окну с явным намерением заорать на весь двор и сигануть со второго этажа монастырского корпуса, но…

Мощный удар повалил его на пол, руки были завернуты за спину с такой силой и ловкостью, что он, не успев опомниться, глухо зарычал сквозь зубы от пронизывающей острой боли в плече и замер, ощутив на затылке грубое прикосновение пистолетного ствола. Понял, что проиграл в этом коротком, но насыщенном поединке.

– Еще раз дернется хоть на миллиметр, сломай ему руку, Афоня, – произнес Свиридов скрутившему Билича Фокину. – А то уж больно крут.

Дав это ценное указание, он повернулся к зажавшемуся в углу Вороненкову.

– Очень хорошо, что ты оказался тут с этим ублюдком, Ваня. Это редкая удача. Для нас и для тебя. Сейчас тебе предстоит снять еще одно кино, возможно, самое удачное в твоей жизни. Потому что не исключено, оно поможет эту самую жизнь сохранить. У тебя есть под рукой видеокамера?

– Да… в моей комнате, она рядом с этой, – пролепетал тот.

– Ну… пойдем посмотрим. Афоня, мы вернемся через пять минут.

Вернулись они, положим, не через пять, а через двадцать пять минут. С видеокамерой. По лицу Свиридова блуждала нехорошая саркастическая усмешка, при одном взгляде на которую даже Фокину отчего-то стало не по себе.

– Все для первой серии шедевра у нас есть, – негромко сказал Влад. – Да и пролог к нему тоже. Пресвятой отец, пододвинь-ка сюда этого мудозвона Никитича. А ты, Ваня, погоди, не снимай. Подготовься. Я проведу краткую разъяснительную беседу с артистом. Значит, так, Никита. При каких обстоятельствах было совершено убийство генерала Кострова и кто его заказчик?

Билич недоуменно посмотрел на Влада, а потом произнес:

– Я не слышал ни о чем подобном. Ничего говорить не буду.

– Может, ему немножко помочь разобраться, что он знает, а чего не знает? – проговорил Фокин откровенно угрожающим тоном.

– Погоди. Хорошо, Никита, я просто скажу тебе то, что ты сейчас повторишь перед камерой. Ты ввел Камилле Оленевой внутривенно примерно полтора кубика Н-18 по прямому указанию Никольского Сергея Ивановича, председателя жюри конкурса красоты. При этом присутствовал Маметкулов, который и порекомендовал использовать Оленеву, свою хорошую знакомую, в качестве зомби. После инъекции Оленеву запрограммировали на убийство Кострова. Это было исполнено, потому что Н-18 не дает шанса ни на ослушание, ни на промах.

– Чушь, – упрямо сказал Билич. – Я не стану говорить под давлением.

– Какое давление? – почти ласково произнес Влад.

Его рука скользнула под одежду и вынырнула, держа наполненный примерно наполовину полупрозрачной мутноватой жидкостью одноразовый шприц-»инсулинку».

Билич что-то глухо пробормотал, его и без того красное от выпитой водки лицо стало багровым.

– Это тот самый милый препарат, «нафталин», как называли его у нас в ГРУ, который ты впрыснул бедной Камилле.

Никита замычал и затряс головой, словно не в силах сорвать с губ печать налипшего на них тягучего властного ужаса. Человек, который любил время от времени напоминать друзьям и миру о своем бесстрашном цинизме, по-настоящему испугался человека с ровной белозубой улыбкой, шальным блеском в прищуренных глазах и с мутной жутью в маленьком шприце, зажатом в гибких пальцах.

– Говори по собственной инициативе, не то через несколько минут ты будешь трогательно выкладывать мне, что, когда ты взорвал свою первую школу на практической работе по химии, ты осознал свое призвание. Или что-то наподобие.

– Ты был в лаборатории? – выдавил Никитич.

– Вот именно. Иван Ильич был так любезен, что показал мне ее дверь, а я открыл ее минут за пять… хотя замок там, надо отметить, неплохой системы, если бы не повезло, мог бы провозиться все десять. Мы захватили этот шприц и на ходу произвели оперативную съемку. Интересные кадры.

– Ах ты гнида! – пробормотал рыжий химик. – Ну хорошо… я проиграл.

– Включай камеру, Иван, – махнул рукой Свиридов.

…Билич говорил четко, выдержанно и исключительно по фактам. Вид шприца в руке Свиридова заставлял его выкладывать все новые и новые сведения. Он сообщил ряд примечательных цифр по синтезу наркотиков и каналам их распространения. Он подробно рассказал, как готовилось убийство Кострова. Он упомянул, что от стимуляторов, которые использовали при съемках сначала особо горячих, а потом фактически всех сцен, умерло уже около полутора десятков человек. Не забыл и об участницах конкурсов красоты и моделях из агентств, которым вводились на время блокирующие волю и память наркотики, и у тех создавалось впечатление, что они просто видели дурной сон.