Государство, армия и общество Древнего Египта

Эрман Адольф

Естественно, что при такой благосклонности к нему монарха Эйе должен был публично получать награды, и его должны были наградить золотом. Действительно, Эйе получил этот знак отличия по меньшей мере два раза. Первый раз это случилось до его свадьбы с Тией [123] . На соответствующем рисунке Эйе прибывает во дворец царя на колеснице, его сопровождают многочисленные носители опахал и слуги. На заднем плане мы видим его величество вместе с царицей на балконе дворца; толпа почтительно приветствует их. Царь, повернувшись к казначею, приказывает ему наградить Эйе: «Надень золото на его шею, на его спину и золото на его ноги, потому что он слушал учение». Казначей приказывает своим слугам принести драгоценности всех видов – золотые цепи, ожерелья и красивые сосуды для притираний; а пока он отмечает на своей табличке для письма, насколько уменьшились в тот день сокровища царя, слуги обвивают горло и шею Эйе золотыми цепями.

123

Мне кажется, невозможно сомневаться в том, что гробницы № 1 и 3 среди южной группы усыпальниц в Эль-Амарне принадлежат одному и тому же человеку: об этом свидетельствуют одни и те же имя, титул и время. Вначале он подготовил себе гробницу № 3, но после свадьбы приказал построить для себя и своей высокородной жены гробницу № 1 с более богатыми росписями. Позже, уже будучи царем в Фивах, он построил себе еще и третью гробницу, в которой его телу также не суждено было найти покой!

Эйе радостно поднимает руки, и царь с удовольствием кивает ему с балкона. Кроме того, в этот день пострадал ради Эйе и царский склад продовольствия: царь приказал отнести в дом своего любимца сосуды с вином и огромное количество еды.

Когда Эйе получил «золото» во второй раз, он уже был мужем Тии, и по тому, как была вручена ему награда, мы видим, что этот брак сделал его близким человеком царского семейства. Теперь движение к дворцу колесниц с высокородными женихом и невестой было обставлено с царской пышностью: их сопровождали целые отряды скороходов и носителей опахал и охраняли солдаты – сирийцы и нубийцы; Эйе даже привел с собой десять писцов, чтобы они записали милостивые слова, которыми его повелитель почтит его.

И когда Эйе и Тия оказались под царским балконом, они получили почести намного выше тех, что ожидали. Царь не вызвал своего казначея, чтобы тот их украсил, а сам вместе со своими женой и детьми пожелал вручить наградное золото этим верным слугам своего семейства. Опираясь на пестрые подушки, лежавшие на перилах балкона, монарх бросал награждаемым ожерелья; царица, державшая на руках свою самую младшую дочь – царевну Анхесенпаатон, – бросала вниз золотые цепи, и две старшие царевны, Меритатон и Мекетатон, приняли участие в этой игре и разбрасывали браслеты. На Эйе и Тию пролился целый дождь драгоценностей; они не могли унести все это, тем более надеть на себя. Эйе надел семь толстых ожерелий и девять тяжелых браслетов; остальное слуги должны были отнести в его дом. Толпа, увидев милость монарха, выразила свою радость криками, а мальчики, которые шли позади Эйе, танцевали и прыгали от радости. Счастливая пара гордо вернулась домой, и веселье, которое началось в доме, когда их увидели подъезжающими к нему, было поистине великим. Их слуги радостно вышли встретить их, горячо целовали ноги Эйе и простирались в пыли перед дарами царя. Крики радости были такими громкими, что их услышали даже старики-привратники, сидевшие на корточках перед задними постройками, далеко от двери. Они стали с удивлением спрашивать друг друга: «Что значат эти радостные крики?» И один из них сказал своему мальчику: «Скороход, сходи посмотри, что означает эта великая радость?» – «Иду, иду», – ответил мальчик и скоро вернулся с новостью: «Они радуются за божественного отца Эйе и за Тию, которые стали людьми из золота!» Так все порадовались этому «счастливому случаю».

Этот обычай давать подарки в знак благоволения и почета был в ходу долгое время: почти в конце дней правления ХХ династии мы встречаем некоего Пеннута, который управлял одним из округов Нубии и благодаря наместнику Нубии получил две серебряные чаши с драгоценными притираниями как знак высокого отличия.

Благодаря могуществу и дарам, полученным от царя, чиновники стали богатеть, и теперь любой, у кого хватало средств, позволял себе иметь красивый особняк, изящную повозку, великолепную ладью, много негров в качестве лакеев, слуг и чиновников своего хозяйства, а также сады и скот, дорогие кушанья, хорошее вино и роскошные одежды. Вот пример, позволяющий представить размер богатства, которое добыли таким путем многие египетские вельможи. В Египте был старинный обычай, сохранившийся до наших дней: в Новый год «дом делает подарки своему господину». Рисунок в гробнице одного высокопоставленного чиновника времен Аменхотепа II (к несчастью, его имя утрачено) позволяет нам увидеть «новогодние подарки», которые он преподнес этому царю. «Среди них есть колесницы из серебра и золота, статуи из слоновой кости и черного дерева, всевозможные ожерелья, драгоценности, оружие и произведения искусства». Статуи изображали царя и его предков в различных положениях и одеждах или в облике сфинксов с портретной головой монарха. В набор оружия входили боевые топоры, кинжалы, щиты всех видов, а также кольчуги, несколько сот кожаных колчанов различной формы, 680 щитов из кожи какого-то редкого животного, 30 дубин из черного дерева, украшенных золотом и серебром, 140 бронзовых кинжалов и 360 бронзовых серповидных мечей, 220 рукояток для хлыстов – из слоновой кости, инкрустированной черным деревом, и т. д. Кроме всего этого, там было много сосудов странной азиатской формы из драгоценного металла, две большие статуэтки газелей с цветами во рту, вырезанные каждая из целого куска слоновой кости, и, наконец, настоящий щедевр – изображение здания, заросшего фантастическими растениями, на которых цветут гигантские цветы, а среди них гоняются друг за другом крошечные обезьянки. Вероятно, это была часть чего-то вроде столового сервиза из драгоценного металла.

Великолепные гробницы, где покоятся похороненные в Фивах главы чиновников эпохи Нового царства, создают у нас такое же представление о великом богатстве. Разумеется, лишь небольшое число чиновников поднимались до такого высокого положения; большинство должны были жить на свое жалованье, которое обычно выплачивалось натурой – зерном, хлебом, пивом, гусями и другими различными вещами, необходимыми для жизни; все это «заносилось в списки от имени» соответствующего чиновника. Однако нам известны и случаи, когда платили медью: в письме, которое некий Аменемопет направил своему ученику, носившему имя Паебпаса, сказано, что автор письма выделил 50 утенов (то есть примерно 4,5 кг) меди «для нужд зависимых крестьян гелиопольского храма».

Однако похоже, что склады Древнего Египта вряд ли снабжались лучше, чем казна современной страны: во всяком случае, мы видим в письмах того времени много жалоб на невыдачу положенной платы. Слуга по имени Аменемуе жалуется князьям, что «несмотря на все обещания, в храм, где я нахожусь, не поставлено никакого продовольствия, мне не дают хлеба, мне не дают гусей». Один несчастный старшина рабочих получил свое зерно лишь после того, как десять дней говорил каждый день: «Умоляю, дайте его мне». Правда, часто случалось, что поставка ждала своего часа, а его определяли удобство или вежливость сослуживца. «Что я скажу тебе? – жаловался некий писец. – Дай десять гусей моим людям, но ты не идешь ни к этой белой птице, ни к этому прохладному пруду. Хотя у тебя мало писцов, у тебя есть много слуг. Почему же моя просьба не исполнена?»

В дополнение к своему жалованью чиновник часто имел доступ к какой-либо собственности государства. В делах такого рода правила были нестрогими, и вдова чиновника нередко продолжала пользоваться такой собственностью после смерти мужа. В одном случае, когда у некоего чиновника умерла мать, которой при жизни была предоставлена одна из царских колесниц, сын попытался получить у своего начальника право пользования этой колесницей для своей сестры, которая за год до того овдовела. Начальник не ответил сразу же согласием на эту просьбу, но и не отказал напрямую, а сообщил чиновнику, что, если тот заедет к нему, когда будет в пути, он посмотрит, что можно сделать.

У этой видимой щедрости египетского правительства была оборотная сторона: совершенно ясно, что тот, кто пользуется государственной собственностью, обязан платить за это государству какую-то долю доходов, которые зарабатывает с ее помощью: он ведь пользуется этой собственностью только как залогом.

Основная часть урожаев, которые зависимые крестьяне собирали с государственных полей, а также пряжа и ткани, изготовленные их женами, разумеется, принадлежали государству и взимались с крестьян без всякой жалости. Каким бы плохим ни был урожай, в крестьянские дома приходил писец, которого сопровождали негры с палками, и требовал зерно, и было бесполезно говорить, что зерна нет: тогда негры избивали их почти до смерти. Даже у тех, кто не принадлежал к числу зависимых людей, налог требовали с той же суровостью: писец наместника даже ворвался в дом женщины по имени Такарет, которая не пожелала отдать первого теленка своей коровы. Налоги тогда платили так же неохотно, как сейчас, и многие люди считали, что платят больше, чем положено. До нас дошло обращение слуги Аменемуе к князьям. Тутмос, служитель храма Тота, в течение четырех лет – с 31-го по 34-й год – требовал с этого человека следующее [124] :

124

Некоторые детали этого перевода указаны лишь предположительно.

Шкуры, сырые, 4 штуки, стоимость в меди 8 утенов.

Шкура, выделанная в виде кольчуги, 1 штука, стоимость в меди 5 утенов.

Палки – посох с инкрустацией, 1 штука, стоимость в меди 4 утена.

Палки – палочка для чесания тела, 1 штука, стоимость в меди 1 утен.

Бумага – 1 полоса.

Бумага – 1 рулон.

Мотыга – 1, стоимость в меди 2 утена.

Зерно – 2 ³/₄ бушеля.

Мука – столько же.

На следующий год он снова должен был поставить три полосы бумаги и четыре утена меди; таким образом, он должен был платить примерно 5 утенов (около 0,5 кг) меди в год – крупная сумма для слуги. Это было для него еще тяжелее из-за того, что – как он с горечью жалуется – продовольствие, которым государство должно было его обеспечивать, не поступало к нему. Похоже, что такие случаи вовсе не были чем-то необычным. Обеспечение, предоставленное государством, могло задержаться в пути, а могло и совсем не попасть в руки своего законного владельца, но, если такой дар государства отмечен в списках как отправленный на чье-то имя, от адресата все же требовали выполнения связанных с этим даром обязанностей. Например, пастух по имени Тутмос потерял осла, а некий Паэре, который должен был вернуть осла пастуху, предпочел под каким-то предлогом оставить себе это полезное животное. Поэтому Тутмос написал ему такое убеждающее письмо: «Хана, старшина артели «Сияющая, как солнце», которая находится в стране Дапер, дал тебе осла и велел тебе отдать его Тутмосу. Но ты не отдал его мне. Тогда я схватил тебя, когда ты был в Мемфисе с Аменмосе, начальником конюшни, и сказал: «Отдай мне осла». Ты тогда сказал мне: «Не веди меня на суд. Осел у меня, но, если ты пришлешь людей забрать его, я его не отдам». Так ты сказал, и ты поклялся жизнью своего господина, что велишь привести осла ко мне. Но смотри: ты не прислал его ко мне, а теперь с меня спрашивают работу этого осла, год за годом, за то время, когда он был у тебя».

«Работа» осла, о которой здесь идет речь, – это налог, который Тутмос должен был платить за пользование этим животным.

К каждому из крупных ведомств египетского государства были приписаны ремесленники и земледельцы, которые делились на «артели». С этими артелями (

) мы встречаемся в поместьях богатых землевладельцев и видим, что впереди них стоит знаменосец и что господин устраивает им смотр. Гребцы каждого большого судна или боевого корабля составляли «артель», и даже духи, которые вели ладью солнца через ночь, назывались так же. Рабочие храма и некрополя были организованы таким же образом: египетский чиновник всегда думал о низших сословиях как о просто толпе: один рабочий для него существовал не больше, чем один солдат существует для наших старших офицеров. Их рассматривали только в массе; одни лишь суды имели с ними дело как с отдельными личностями. Говоря об одном рабочем, мы всегда должны добавлять имя старшего, под чьим началом он работал, и ведомства, при котором он состоял: «рабочий Усерхопеш, подчиненный старшины рабочих Нахтемхета, из некрополя». Я вряд ли смогу сказать, были или нет в составе этих рабочих артелей зависимые крестьяне: похоже, что обычно между рабочими и подневольными крестьянами храма или некрополя была какая-то разница.