Государство Печали
Шрифт:
Харун окинул ее взглядом, глаза лихорадочно пылали.
— И он нашел?
— Н-не знаю.
— Покажи картину, — сказал он Бальтазару, советник встал, прошел к накрытому портрету у стены. Печаль его и не заметила.
Бальтазар поднял картину, пошатнулся от веса и размера и донес к комоду в конце зала. Он кряхтел, поднимая ее, прислонил к стене. С неуклюжим взмахом он сорвал ткань, открывая картину.
— Ты видела его? — спросил Харун. — Мальчика? — он указал на картину. — Он выглядел так?
— Я… есть сходство, — она вспомнила, что сказал Шарон о планах
— Он сейчас здесь? В замке? — он перебил ее.
Печаль опустила голову.
— Да.
— Ваше великолепие, тот мальчик не может быть вашим сыном, — твердо сказал Шарон.
Харун повернулся к нему.
— Почему это?
— Ребенок не мог пережить падение.
— Ты выжил, — от слов Харуна Самад победоносно посмотрел на Туву.
— С трудом. Пострадали обе ноги. Ребенок не выжил бы, — повторил Шарон. — Уверен, мальчик или рилляне не хотят зла, но не давайте своей любви к Мэлу и своему горю затмить правду. Знаю, вы хотите, чтобы это был ваш сын. Но вы должны не отметать и варианта, что он скорее всего самозванец.
Харун кивнул, словно принял слова.
— Ведите его ко мне. Сейчас, — сказал он. — Я пойму, сын это или нет.
Шарон вздохнул, Бальтазар встал.
— Я приведу его, Ваше великолепие, — сказал он, Харун махнул рукой. Бальтазар злорадно посмотрел на Печаль и оставил их, закрыв за собой дверь.
На комнату пал тихий и угрожающий покров, как буря. Печаль видела, как стол делился, почти смешно, на две части: те, кто был бы ей верен, если бы она попросила — Иррис, Шарон — хоть он не должен — Бейрам и Тува, и те, кто по какой-то причине выберет Харуна. Несмотря на их обещания две ночи назад, Каспира и Самад были в их числе. Две ночи назад она была лучшим — единственным — решением. Но теперь появился новый вариант.
Печаль не могла поверить в то, что видела. Они должны были знать, что Веспус делал в прошлом. Что он надеялся достичь. Как они могли теперь доверять ему? Им было все равно, что будет с Ранноном, если Шарон прав, и все это — часть новой схемы?
В дверь твердо постучали.
— Войдите, — сказал Харун, и голос его встряхнул Печаль своей силой.
15
Прекрасный сын
Бальтазар вошел первым, бледный, и занял место рядом с комодом, где стоял портрет.
За ним прошел юноша, и казалось, что портрет ожил. Он был в черном, в тунике и штанах раннонского стиля, словно только что позировал для картины. Тьма его одежды только подчеркивала яркость волос. Сегодня он нервничал. Любопытство и уверенность прошлого дня пропали: его плечи были опущены, взгляд бегал по комнате, с человека на человека. Дольше всех он смотрел на Печаль, просиял, губы начали изгибаться, словно он был рад видеть ее. Она не успела обдумать это, а Харун встал, привлекая общее внимание.
Почти улыбка пропала, когда Мэл увидел изможденную фигуру канцлера Раннона.
Он повернулся к порогу, где стоял Веспус с Афорой и Мелакисом, едва заметно скалясь. Веспус кивнул Мэлу, словно подгоняя его.
Харуну это не требовалось. Его глаза блестели от слез, рот превратился в О, показывая его гнилые зубы. Он шагнул вперед, вытянув руки, вздрогнув, когда юноша отпрянул, не успев скрыть отвращение.
— Мэл? — сказал Харун.
Через миг Мэл ответил:
— Отец.
Его голос звучал сухо, Печаль видела, как он сглотнул, заставил себя шагнуть вперед для объятий, выглядя, как человек, идущий к виселице, а не к давно потерянному отцу. После его красивых слов вчера о возвращении домой она ожидала, что он бросится в объятия Харуна. Она взглянула на Шарона, он мрачно посмотрел на нее.
Самад и Каспира на другой стороне стола кивали, сцепив перед собой руки. Они не замечали колебания Мэла. Печаль взглянула на Веспуса. Он это замечал, сжимал челюсти от эмоций, шея была напряжена, и Печали показалось, что он не дает себе оттащить Мэла.
Мэл был чуть выше Харуна, и канцлер потянулся, чтобы сжать его лицо руками и опустить на уровень глаз. Печаль видела, как трудно Мэлу было допустить это, позволить тонким пальцам прижаться к его коже, и она поежилась, радуясь, что она не на его месте. Лицо Харуна было голодным, он разглядывал лицо юноши перед собой. Он погладил метку на шее Мэла, и она пожалела его.
— Ты помнишь меня, сын? — сказал Харун. — Помнишь свою мать и меня?
— Я… я… — Мэл пытался повернуться к Веспусу, но Харун держал его лицом к лицу. — Нет, — сказал он. — Не помню. Прости.
Харун отшатнулся, словно юноша ударил его.
— Прости! — снова сказал Мэл. Он отвел взгляд от Харуна, но не на Веспуса, а на Печаль, словно она могла помочь ему. Она покачала головой, он помрачнел и повернулся к Веспусу с мольбой.
— Ты ничего не помнишь? — повторил Харун, глядя на свои ладони, как на грязные.
— Он был младенцем, — сказал Веспус от двери. — Кто-то может вспомнить себя в таком возрасте?
Харун ужасно медленно повернулся к бывшему послу Риллы, хмурясь.
— Почему ты здесь? — спросил он. — Разве я не сказал тебе больше не ступать в мою страну? Разве не грозил лишить тогда головы?
— Он со мной, — быстро сказал Мэл. — Лорд Веспус заботился обо мне. Я в долгу перед ним. И перед всей Риллой. Без них я точно был бы мертв.
Харун напрягся, ладони по бокам стали кулаками, Печаль увидела борьбу в отце, он пытался решить, что сильнее — ненависть к Веспусу или желание, чтобы этот юноша был его потерянным сыном.
— Ты звучишь как риллянин, — сказал Харун.
— Да, — не отрицал юноша. — Но лорд Веспус устроил так, чтобы меня учили и раннонскому, чтобы я не посрамил тебя.
Харун долго не говорил.
— Оставьте нас, — его голос дрожал. — Я хочу поговорить наедине с… этим молодым человеком.
Он не использовал имя. Не назвал его сыном. Интересно. Харун еще не был убежден. Печаль взглянула на Шарона, он вскинул бровь, показывая ей, что и он заметил.
Бальтазар шагнул вперед.
— Ваше великолепие, может, я…