Государыня
Шрифт:
Тогда князья Патрикеев и Ромодановский пытались отторгнуть еретиков от великого князя. Государь не внял радению истинных друзей и продолжал чтить любезных ему Алексия и Дениса, благоволил им. А те под крылом великого и милосердного государя принялись с немалой жаждой обращать в свою «веру» многих, кто стоял близ Ивана Васильевича. Они вошли в доверие к дьяку Фёдору Курицыну, к его брату, дьяку Ивану-Волку Курицыну. Даже сноха Ивана Васильевича, дочь молдавского господаря Стефана, Елена, была втянута в круг интересов еретиков.
Знал князь Василий Ромодановский, что московские
В это же время подвигнул себя на создание мыслительного труда и дьяк Фёдор Курицын. Он написал «Лаодикийское послание», в котором изложил идеи о самовластии души, о свободе воли, о пробуждении в россиянах жажды к грамотности. Труды братьев Курицыных, казалось князю Василию Ромодановскому, не нарушали уставов православия, но шли им встречь. Но и он, и князья Патрикеев и Ряполовский, а прежде всего архиереи церкви были против Курицыных и прочих еретиков и осуждали государя за то, что он благоволил им.
Московские архиереи поддержали требование новгородского архиепископа Геннадия, который добивался созыва церковного собора и расправы над еретиками, как это делала католическая церковь, о чём многажды писал митрополиту всея Руси Зосиме. И состоялся собор, где многие священнослужители требовали казни еретиков. Однако государь Иван Васильевич и митрополит Зосима не согласились чинить смертную казнь над еретиками. Князь Ромодановский оказался в числе осудителей государя и владыки. Он считал, что государево милосердие не шло на пользу православной вере и державе.
Прошли годы, но Иван Васильевич не забыл того осуждения его деяний. Теперь князь Василий прикидывал, какая мера наказания ждёт его, ежели вдруг порочный замысел его сына станет ведом государю. Думать о том было страшно, и, дабы пресечь какие-либо потуги Ильи, князь Василий дал себе слово в ближайшее время женить его. «Вот и образумится», — решил он. Подойдя к сыну вплотную, взяв его за грудки, князь гневно сказал:
— Дома сиднем сиди, с подворья — ни шагу. Уйдёшь — пеняй на себя. Достану, своим судом живота лишу, а там пусть Господь судит за грехи.
Оттолкнув Илью, он ушёл. Молодой князь ни словом не обмолвился, не возразил на решение отца заточить его в домашнем тереме. Шли дни, Илья неприкаянно шатался по палатам, по службам. Читать пытался, в мастерские к столярам ходил, сам за инструмент брался, ларец резной надумал сработать. Не враз удалось тонкое ремесло, ан был упорен. Недели через две получился ларец, хотя и не ахти какой большой, но красивый. На дверцах голубь и голубка черноголовые и белобокие были вырезаны. Костромские мастера хвалили: «Лепота, лепота, да смутьянисто».
На святочной неделе за вечерней трапезой в кругу семьи и близких князь Василий взял в руки серебряный кубок, наполненный вином, и торжественно сказал:
— Матушка–княгиня Мария Власьевна, сыны и дочери мои и все сродники, близок день, когда наш старший сын пойдёт к венцу. Невеста ему найдена, и сговор состоялся. Обратного пути нам нет. За то с Божьей помощью и выпьем.
Долгую минуту в трапезной стояла тишина, только потрескивали свечи. Сказанное князем Василием для всех было полной неожиданностью. Даже княгиня не знала, что супруг ищет сыну невесту. Но вот князь выпил вино, поставил кубок и спросил:
— Аль не рады?
— Да как же не радоваться, — первой отозвалась княгиня Мария.
И разом все заговорили: дескать, самое время ладком, мирком да за свадебку. Лишь князь Илья сидел словно каменный, в лице не было ни кровинки, а глаза смотрели в пространство и ничего не замечали. Даже слез матери, которая сидела напротив сына и поняла его состояние, Илья не увидел. Она же не только плакала, но и улыбалась. Да всё было просто: княгиня Мария ведала о сердечной маете сына и страдала вместе с ним, но она знала крутой нрав супруга и улыбалась ему. Самая любопытная из сестёр князя Василия, худая и остроносая княгиня Елизавета, спросила:
— Кто же суженая Илюшеньки, братец Степаныч? Ведь должно нам узнать, с кем породнимся. Аль не так?
— Не так, Лизавета, не будет по–твоему. Всему свой час, — ответил ей брат Василий.
Князь Ромодановский не был намерен оглашать имя невесты. Так было заведено в боярских и княжеских родах, и случалось довольно часто, что жених и невеста до дня венчания не знали друг друга, не ведали о своей судьбе. Делалось это ради одного: дабы избежать бунта со стороны жениха или невесты. И в подтверждение этого князь Василий добавил:
— Тебе, Лизавета, всё бы ведать. Вот как минует Крещение, всё узнаешь во храме.
— И на том спасибо, братец Степаныч, — ответила недовольная сестра Василия.
Но по Москве уже прошёл слух, что князь Василий Ромодановский заглядывал в хоромы князей Шуйских, кои жили на Пречистенке. Да многие и сошлись во мнении, что старого князя Василия интересует дочь Шуйских Ксения. И хотя ни лицом, ни статью она не взяла — и князь Василий сожалел о том, — но род Шуйских шёл от князей Невских. А о главе дома поговаривали, что он прямой потомок князя Александра Невского, и тут уж князю Ромодановскому не приходилось желать лучшего. Сильны были Шуйские и в милости у государя находились. Рассчитывал князь Василий женитьбой сына вновь упрочить своё положение при великокняжеском дворе.
Однако князь Василий не до конца изведал характер старшего сына и силу его любви к великой княжне не знал. Князь Илья, ещё не ведая, с кем у отца был сговор, пошёл поперёк его желанию и дал себе обет, что воле батюшки не покорится. Повод у него к тому имелся довольно убедительный. Знал он, что в княжеских родах всё-таки почитали волю молодых отпрысков, давали им право выбора будущей жены или, на худой конец, право знакомства с будущей невестой. По родословной Илья знал также, что за несколько поколений в роду князей Ромодановских этот неписаный закон не нарушался. «Порушится ли он теперь, мы ещё посмотрим», — решил князь Илья, готовясь к новой схватке с отцом.