Государыня
Шрифт:
— С почтением кланяются тебе, великий князь литовский, послы великого князя и государя всея Руси Ивана Васильевича. Речь с тобой поведём от нужды великой, потому как видим нарушение договорной грамоты, подписанной тобою при целовании. Не обессудь и выслушай горькую правду.
— Я не нарушал договорную грамоту, — уверенно заметил Александр, — а если и была допущена вольность, то вам надо было меня поправить. В том ваш долг.
— Дело показывает, что нарушал. А поправить тебя нам было не дано. Мы с князем Василием Ромодановским знаем тебя не первый год и потому, государь, к сказанному добавим, что нарушил ты её не по воле своей, а по умыслу панов рады и прочих вельмож. Ноне прошла неделя после венчания, а чести
— Истинно согласно, князь Василий Григорьевич, потому как мне дано повеление нашего государя следить за исполнением договорных начал, — ответил Ромодановский и побудил Ряполовского: — Продолжай, князь, мы слушаем вместе с государем Александром Казимировичем.
— Так уж повелось испокон веку, что после венчания супругам должно быть неразлучными, продолжал князь Василий Ряполовский. Только одна военная беда позволяет государю в такой час покинуть супругу. Тебя же, великий князь, как на мальчишнике, поманили паны вольно пировать, и ты ушёл, вынудив великую княгиню пребывать в сраме соломенной вдовы. Вот первое твоё нарушение договорной грамоты. По той же грамоте, хотя там и не записано сие, но мыслится здраво, государю всея Руси надо знать, чем завершилась первая брачная ночь. Мы же седьмое утро стыдимся смотреть в глаза друг другу, будто все дни во хмелю пребывали, не видели, как протекает супружество.
— Мы гонцов держим в седле семь дней, перебил Ряполовского князь Ромодановский, тогда как им должно быть уже пред государем всея Руси. Неслыханно!
По мере того как два русских князя перечисляли нарушения и упущения договорной грамоты, менялся облик великого князя литовского. Он опустил голову и побледнел, плечи ссутулились. Он понял, что совершил нечто постыдное, и у него не находилось возражений. Конечно, если бы на его месте оказались канцлер Монивид или гетман Радзивилл, они бы выбрались сухими из потока обвинений, считал Александр. Увы, он не обладал их изворотливостью, их бесчестьем. И всё-таки, продолжал рассуждать Александр, он обязан оправдать себя. Обязан! К тому же у него есть право потребовать ответа у Елены. Почему она допустила сей позорный суд над своим супругом? «Мы же венчаны, и я в доме господин, а не она!» — кричал в душе Александр. Однако он осознавал, что его права стали призрачными или ущербными и поруганную честь Елены он уже не в состоянии спасти. Кроме того, как понял Александр, Еле на вовсе не была виновницей суда русских вельмож над ним. Она ни словом не поощряла князей и бояр, которые выносили великому князю Литвы обвинение именем государя всея Руси.
Этим многоопытным послам не нужно было указывать на неблаговидные поступки князя Александра. Они ещё в первый день появления в Вильно насмотрелись на ущемления достоинства великой княжны Елены. С чего это князю Александру вздумалось уехать в Верхний замок, а великую княгиню, словно нежеланную гостью, поместить в Нижнем замке, который скорее приспособлен для временного приюта гостей или охотников? Взвесив всё, что было совершено за минувшие дни, Александр понял, что не имеет права размахивать руками и поднимать кулаки. Если ему грозило бесчестье, то в этом виноват он, и только он. У него не было и малого повода отвергнуть обвинения, оставалось признать себя виновным. Но как шагнуть на помост, как склонить голову и сказать: «Секите её, я виновен? »
И в этот момент отчаянного борения с собой Александр получил неожиданную поддержку. К его руке, лежащей на колене, прикоснулась
— Истинно справедливо вы меня судите. Виновен я пред супругой, Богом данной. Зачем мне было неделю предаваться греховодству? Но я не муха, кою можно опутать паутиной. Отныне рву её и буду пребывать в чистоте жизни…
Князь Александр долго не мог остановиться. Самобичевание казалось ему искренним, но глаза его жадно взирали на стол, где высились кувшины с вином и братины с медовухой. Душа и разум Александра были в разладе. Разумом он понимал, что если не произнесёт клятвенных слов, не заверит сидящих московитов в том, что ступил на путь очищения от скверны и рвёт путы панов рады, то порвутся слабые узы супружества и князья–бояре исполнят волю государя всея Руси и отторгнут от него Елену. И он заверил их, приложив руку к сердцу:
— Молитвою себя очищу от скверны и от панов рады, всех вельмож своих приневолю к очищению. Да не быть мне великим князем, если клятву свою нарушу!
Говоря высоким слогом, Александр испытывал душевное жжение и муки. Нутро умоляло добавить к малой толике выпитого вина ещё хотя бы один глоток, требовало прикоснуться к хмельному в последний раз. Рука сама потянулась к чаре, и взор его уже ласкал серебро.
Сидевшие за столом бояре и князья поняли в сей миг, что всем заверениям литовского государя грош цена. Знали они и в своей среде подобных лжецов: ныне они на коленях умоляют простить их за чрезмерное питие хмельного, назавтра вновь лакают тайком от ближних, потом божатся, что «бес попутал». Между тем схватив чару с крепким мёдом, Александр торжественно сказал:
— А этот последний кубок выпью за то, чтобы между мною и моей государыней, прекрасной Еленой, воцарились мир и согласие. Наполните и вы свои кубки, радетели чести государевой, и я поверю, что прощён.
— Знамо, повинную голову меч не сечёт, — отметил князь Ряполовский и тоже потянулся к кубку.
И все сидевшие за столом расчувствовались и подняли свои кубки, и своё слово сказал князь Василий Ромодановский:
— За мир и единодушие в этом замке, в этом покое.
Россияне дружно встали и, когда отзвенело серебро кубков, единым духом опорожнили их. Все принялись за трапезу, потому как были голодны.
Утолив жажду души, Александр, на удивление послам, больше не притрагивался к хмельному. Было дано повеление дворецкому Дмитрию Сабурову не принимать никого из вельмож, пребывавших в Верхнем замке. Вскоре же после знаменательной трапезы послы Ряполовский и Ромодановский преподнесли Александру многие богатые дары от Ивана Васильевича. Слуги раскладывали перед великим князем бобровые и собольи шубы, шитые золотом кафтаны, куньи шапки, унизанные драгоценными каменьями. Елена сама поднесла Александру и надела ему на шею большой золотой нагрудный крест на тяжёлой золотой цепи с католическим знаком.
— Я почитаю твою веру, государь, — сказала она, спрятав на груди князя крест.
Княгиня Елена в этот день воспрянула духом. Её прекрасное лицо светилось радостью, глаза излучали тепло. Князь Александр любовался ею, не смущаясь, и испытывал желание прижать её к себе, уединиться с нею от вельмож, от слуг и взять то, что дано ему Богом, ощутить свою мужскую власть над супругой. Тогда она не будет смотреть на него с вызовом. Да–да, он чувствует в её взоре торжество. Ведь это благодаря ей он дал обет не брать хмельного зелья в рот.