Государыня
Шрифт:
Как только боярыни закончили наряжать невесту, митрополит Макарий начал молебен. Хоры запели величальные псалмы. Всё было так же торжественно, как на богослужении в кремлёвских соборах. Душа Елены ликовала, избавившись от беспокойства, прихлынувшего к ней в ту минуту, когда до неё дошёл слух, что глава виленской церкви епископ Адальберт Войтех Табор потребовал от князя Александра, чтобы он привёз невесту сразу в собор Святого Станислава, минуя Пречистенский храм.
Час спустя молебен в Пречистенском соборе был завершён, и духовный отец Елены, священник Фома, высокий, благородного вида старец, повёл её из собора на площадь, а с площади пешком к храму Святого Станислава. Елену провожали толпы россиян. В дверях собора Святого Станислава её встречали епископ Адальберт Войтех
Близ алтаря стоял великий князь Александр. Его держал за руку епископ Войтех. Елену взял за руку священник Фома. Они свели жениха и невесту к положенному месту, укрытому теми же соболями, на которых Елена сидела в православном храме, и усадили рядом. Перед тем как приступить к венчанию по православному чину, митрополит Макарий должен был получить на то согласие Александра, изложенное в договорной грамоте. Однако Александр заявил:
— Владыко, нет в том нужды — давать моё согласие, оно записано…
Митрополит замешкался, но отец Фома не дал избежать Александру положенного по чину действа.
— Сын мой, великий князь литовский, исполни свой долг, ибо твоего гласа ждёт Господь Бог.
Александр посмотрел на русских бояр и князей, понял по их решительному виду, что они ни в чём не отступят от оговорённого чина венчания, и согласился венчаться по православному обряду. Но тут вмешался епископ Войтех, который грозно заявил:
— Как можно в католическом храме исполнить православный обряд! Не допускаю!
К Войтеху подступил князь Василий Ряполовский. Он твёрдо сказал:
— Не мешай, святой отец. Воля государя всея Руси превыше всего, и ей торжествовать.
— Забываешь, князь, над нами нет власти русского князя, даже великого, — ответил Войтех.
— Пусть над тобой её нет, но над нами она властвует, и вам выполнять её ради нас и ради мира, — жёстко произнёс князь Василий.
Той порой княгиня Мария Ряполовская и дьяк Фёдор Кулешин уже приступили к исполнению обряда. Княгиня взяла венец и подняла его над головой невесты. Его принял митрополит Макарий. Недовольный епископ Войтех поднял венец над Александром, держал его со злостью в глазах. Дьяк Кулешин разлил в стеклянницы вино, чтобы причастить венчаемых.
И вот обручальные кольца надеты, вино выпито, стеклянницы разбиты, нужные слова сказаны. Внезапно в храме наступила тишина. Венчание завершилось. Тяжёлые для Елены минуты миновали. И хотя в католическом храме были соблюдены все венчальные обычаи московской старины, она не испытывала ни малейших чувств, кроме досады. Лицо её, как и у Александра, оставалось пасмурным. За весь обряд они перемолвились несколькими словами, когда Александр надевал ей обручальный перстень. «Спасибо, государь», — сказала Елена. «Да хранит тебя Всевышний», — ответил Александр.
За вратами собора Елене должно было расстаться с супругом. Это было уже по обычаю свадебных литовских обрядов. Александр уезжал со своими панами и дружками в Верхний замок, Елене надо было следовать в Нижний замок. Великая княгиня, ничего не ведая о литовских свадебных обрядах, была крайне удивлена, что от алтаря, где они были венчаны, супруг уедет неведомо куда. Молодожёнам не суждено было по русскому обычаю вместе сесть за свадебный стол, справить пир и провести первую брачную ночь. Может быть, это уединение супругов помогло бы их сближению и пришла бы душевная близость. Во всяком случае, Елена была готова к установлению добрых супружеских отношений. Но великий князь Александр без самых малых признаков теплоты на лице, перед тем как подняться в седло, сказал великой княгине:
— Моя государыня, мы встретимся завтра.
Елена даже вспыхнула от негодования и потеряла дар речи. Овладев собой, она сдержанно ответила:
— Хорошо, государь. Ты знаешь, где меня найти.
Елена
В этот день на исходе зимы, после венчания, у великой литовской и русской княгини Елены было достаточно времени подумать о будущей жизни, которая с первого часа складывалась не так, как ей хотелось бы. Всё было бы по чину и по чести, пригласи Александр своих приближенных в Нижний замок на свадебный обед. Но того не случилось, и в душе Елены начало прорастать чувство горечи и неприязни ко всему литовскому, что окружало её в замке. Собравшись с духом, она надумала осмотреть покои, какие отвели ей в замке, да и сам Нижний замок. Однако уже первое впечатление от зал, через которые проходила Елена, подействовали на неё угнетающе. Мрачные покои замка не шли ни в какое сравнение с московскими палатами, где выросла Елена. Там — свет, там — ласковые изразцовые–муравленые печи, простор в покоях и за окнами, привычное удобное убранство, здесь ничего этого нет. Всюду чёрные каменные стены, прокопчённые потолки, каменные полы. Лишь в опочивальне было немного отраднее, потому как стены и потолок удосужились обить яркими тканями, а полы застелили голубым сукном. Но и в этом покое Елене чего-то не хватало, и вскоре она почувствовала, что ей недостаёт семейного тепла, которое не зародилось между нею и Александром в час венчания в храме перед Господом Богом. А ведь там, в миг венчания, считала Елена, должна была зародиться семья. Увы, того не случилось, и они с Александром остались чужды друг другу.
День был уже на исходе, когда новые обитатели Нижнего замка — россияне — собрались на трапезу. Казалось бы, эту трапезу можно было назвать свадебным пиром. Дворецкий Дмитрий Сабуров хорошо постарался, и столы были накрыты по русскому обычаю. Помнила Елена, как готовили столы для пирований, кои устраивал её батюшка. Столы ломились от яств. Чего только на них не было, какие перемены блюд не ожидали гостей! И жареные лебеди на серебряных блюдах, и поросята, запечённые в тесте, и разварные осётры, и дичь луговая и боровая, и птица домашняя, и зайчатина, и кулебяки–пироги разные, переславская ряпушка, горячий сбитень, сорочинская каша, пряники медовые, меды хмельные, сыты [17] , вина фряжские… «Господи, всего-то и не упомнишь», — подумала Елена. Но и в чужой земле Дмитрий Сабуров усладил домашним самых разборчивых бояр и князей, кои знали толк в еде и питье.
17
Сыта — вода, подслащённая мёдом, медовый отвар на воде.
И вот уже россияне уселись за стол. Елена всматривалась в их лица и кого-то искала, искала… Сердце вещало, что «он» должен быть на пиру. Ещё в тапкане, когда уезжали от костёла, Елена шепнула молодой боярыне Анне Русалке, дабы она нашла в толпе горожан князя Илью и передала её повеление–просьбу быть в замке на торжественном обеде.
Илья Ромодановский, вновь изменив свой облик, появился в трапезной зале, когда Елена уже перестала ждать. Застолье к тому времени бурно кипело, все были изрядно хмельны, и появление князя Ильи с дьяком Миколой Ангеловым ни у кого не вызвало удивления. Их, похоже, и не заметили. Дворецкий Дмитрий нашёл им место за столом поодаль от княгини Елены. Им наполнили кубки и они выпили за здравие великой княгини. Когда хмельное взяло власть над молодым князем, он окинул взором застолье, посмотрел на Елену ясным и обещающим взглядом: дескать, не страдай, любая, будет и на твоей улице праздник.