Готамерон. Том I. Весна знамений
Шрифт:
– Что-о-о?
От усталости Никлас забыл главное правило в общении со стариком. Забыл, что седовласый моментально выходит из себя, когда кто-то упоминает достижения сына. Кэрк вскочил с лавки и волком глянул на него.
– Мой сын до сих пор ничего не сделал правильно. Он портит мясо при разделке. Неумел! Не может уследить за подсадным животным. Нетерпелив! Так и не научился правильно ставить и использовать капканы. Безрук! Чем же он отличается, хотел бы я знать? Тем, что притащил гримлака, в шкуре которого больше дырок, чем в решете?
– Не кипятись, Кэрк, – прошептал Никлас. – Отличается он в первую очередь тем, что учится на собственных ошибках, а не на твоих.
– Как это понимать?
– А так. Помнишь ли ты, как первый раз пошел на охоту с Алкуином?
– Хм…
– То-то же. В тот день ты чуть в яму-ловушку не провалился. Потом тебя едва снорлинг не задрал. А сколько ты выпустил стрел, прежде чем научился метко стрелять?
– Я начал охотиться в сорок два, – сухо заметил Кэрк. – Тому, кто всю жизнь поля кроил сложно наскоком освоить лук. Не так ли?
– Речь не о твоих способностях, а о попытках, коих у тебя было немерено. Гримбальд тоже сноровкой не блещет. Тем не менее многие уже считают его лучшим стрелком в лагере. Кто знает, каких высот он достигнет, если будет ошибаться и дальше, или если ты не будешь стоять у него на пути. Ведь недаром же ваганты поют: «Противник дел, любитель слов – подобен саду без плодов».
Прозвучало вполне убедительно, но упрямец и бровью не повел. Когда дело касалось сына, Кэрк превращался в тупого ребенка, самозабвенно ломавшего дорогую игрушку, в надежде, что сможет сделать ее лучше.
– Ты вот сперва собственного сына заведи, а потом воспитывай, – деловито произнес старик и, хапнув солидную пригоршню голубики, побрел к кострам. – А насчет частокола таки подумай.
Почувствовав жжение, Никлас прихлопнул комара на лбу. Рядом забила копытом Шора. У заезженной клячи мозгов и то было больше, чем у Кэрка. Когда Гримбальд вернется, за стеной вновь будет скандал, и вновь на пустом месте; потом головная боль и бессонная ночь. По Леронскому сатуту магорские старики могли быть изгнаны из общины, если не приносили пользу, но от Кэрка они не могли так отделаться.
Посмотрев на лошадь, Никлас задумался: «Может и впрямь бросить лагерь? За маяком возле Леса мирквихттов много пещер. Рядом простецкая тропа, по которой постоянно ходят торговцы. Мясо можно менять прямо там».
Пережевав несколько ягод, он стал размышлять о том, как хорошо было бы разобрать хижину и перенести ее на другой конец лагеря. Такая мысль приходила ему в голову не раз, но он так и не решился. В конце концов, у них была община, и охотники уважали друг друга, делясь всем, в том числе тумаками и руганью.
3-й месяц весны, 20 день, Новос
Вечер Гримбальд провел в покоях Кассии, и в этот раз у него хватило времени, чтобы рассмотреть ее коллекцию артефактов. Подруга, как и многие девушки, была неравнодушна к дорогим вещичкам, и за шесть лет успела скопить кучу безделушек, большинству из которых он не смог бы найти применение в глуши.
По словам Кассии, многие из них обладали волшебной силой, но Гримбальду россыпи камушков и старая посуда казались просто хламом. Конечно, в коллекции были драгоценные камни, черные жемчужины, изогнутые суранские кинжалы и магические болы с причудливой гравировкой, но большую часть все-таки составляло хламье.
Вдоволь насмотревшись на безделушки, Гримбальд перевел взор на стены. Рядом с кроватью висел серебряный диск с цифрами и засечками. Эту вещицу Кассия тоже держала для красоты. Отполированный до блеска календарь с двумя кольцами по краям и шестью столбиками цифр, сведенных к центру, сиял, словно луна. Коснувшись пальцем самого широкого внутреннего кольца, поделенного на шесть частей, он шепотом произнес:
– Вергин, правник, каденциум, тридвор, трида, новос.
Шесть дней магорской недели его заставил выучить Кэрк. Все родители так делали. Дети должны были запоминать эту ерунду с юных лет, чтобы потом благополучно забыть или начать путать триду с тридвором. Держать такую подсказку дома никто тем более не стал бы. Простому человеку достаточно было знать, что на Миркхолде зимой холодно, весной жарко, а летом сыро.
Оставив серебряный диск, Гримбальд снова обошел покои подруги. Место, в котором он находился, считалось уникальным. Подобно лабиринту, канализация состояла из множества тоннелей. Он помнил, как впервые узнал от Кэрка о том, что под Готфордом есть подземные коридоры. Ему было всего семь лет, но и тогда он уже прекрасно понимал, что под таким крошечным городом по всем законам мира они просто не могли существовать.
Тем не менее факт оставался фактом. Большая часть коллекторов была проведена под холмами и улицами средней четверти, и лишь немногие подводили к верхнему пределу. Что до нижнего предела, где многие дома стояли на песке или сваях, то коллекторы там были глубже, и затрагивали только трущобы вблизи утесов.
Канализацию построили эквитанские инженеры, примерно двести лет назад. Верф как-то раз даже называл ему точную дату ее открытия – 245 год. Помнили это событие, как ни странно, не горожане, а служители Нисмасса, поскольку за два года до открытия главного коллектора, в Вальтерском ущелье появилась их кеновия.
Строительству диковинного сооружения поспособствовал некий барон Гумберт, занимавший тогда место губернатора. Приглашенные из Аксакола инженеры строили канализацию больше двадцати лет, но великая задумка, сработавшая некогда в столице Велинкронской империи, в мелком магорском городке потерпела крах.
Когда канализацию достроили, нищие и горожане в первый же год забили ее мусором. Следом подоспели портовые крысы, сделав подземный лабиринт своим домом, а за ними и ядовитые гады, вроде печеночников, змей и морских скорпионов, попадавшие туда с приливами. Следующие десятилетия ополченцы и специальные отряды нищих занимались тем, что вычищали оттуда этот шлак. Благодаря чистке, в городе начались эпидемии. В итоге, промучившись еще полвека с жуткой постройкой, уже после смерти Гумберта, было принято решение запечатать канализацию. На дверях главного слива установили решетку и повесили замок, после чего о зловонной яме все забыли, заменив ее привычными для городов отхожими канавами.