Готамерон. Том I. Весна знамений
Шрифт:
– Будь острожен. Не попадись.
– Это вы осторожничайте. Мои ноги давно у камина, – простодушно отмахнулся здоровяк. – Сделаем как обычно. Я поднимусь на Башню чайки и буду стоять на верхнем ярусе с зажженным факелом. Если огня не будет, не вздумайте плыть.
Ополченец быстро скрылся за дверью. Кассия вернулась еще быстрее. Оставшись вдвоем, они долго молчали, глядя друг на друга. Гримбальд давно заметил, что рядом с ним девушка странным образом преображается. Она часто его защищала, редко грубила и повышала голос, а если и была чем-то недовольна, то он узнавал об этом по ее глазам. Так продолжалось с самого детства. Грогу, Верфу и Фергусу в такой ласке было отказано.
Глядя на подругу, Гримбальд вынул из-под кожаного панциря талисман и показал ей. Кассия, заметив это, дотронулась до своего деревянного меча, больше напоминавшего шпагу. Ее талисман был изящным, с ровными краями и бороздами на рукояти, мало похожий на поделку десятилетней девчонки.
– Как думаешь, зачем мы носим эти детские украшения? – наконец спросил он.
– Не знаю. Мне он только мешает. Много раз хотела его сорвать.
– Что ж не сорвала?
– Трудно объяснить. Как будто рука не слушается. – Кассия улыбнулась и заговорчески ему подмигнула. – А давай сделаем это прямо сейчас? На счет «три».
Гримбальду затея понравилась. Они сосчитали до трех и ухватились за талисманы.
– Ну? Чего ждешь? – Кассия не двигалась, вопрошающе глядя на него. – Давай!
– Леди вперед.
– Я не леди.
Некоторое время они стояли в центре зала. Наконец девушка в бессилии опустила руку.
– Мы не дети, чтобы играть в такие игры.
– А когда ими были, почему не играли?
– Я уже и не помню, – пространно отозвалась Кассия, проведя ладонью по коротким волосам. – Зато помню, как тебя колотили все, кому ни лень.
– А я помню, как ты все время меня защищала. Один раз даже получила по голове дубинкой от свинюхи Торбина.
Кассия звонко рассмеялась, но голос все равно прозвучал грубо. Смешного, впрочем, тоже было мало. В тот день ей едва не проломили череп.
– Ты мне как брат, Гримбальд, – скупо улыбнувшись, пояснила Кассия. – Я без тебя никуда.
– Знаю. Мы привязаны друг к другу, как одержимые. Тебе никогда не хотелось узнать, почему?
– Допустим… Иногда.
– А почему мы не можем причинить вред друг другу или надолго покинуть? Ты думала об этом?
– Даже передумала. Да какая разница. Это ведь не так уж плохо, братишка.
Гримбальд опомниться не успел, как очутился в ее объятьях. Девушка припала губами к его щеке и надолго застыла в такой позе.
3-й месяц весны, 20 день, Новос
Был поздний вечер, когда Никлас вернулся в лагерь. Охотников под скалой к тому времени стало больше. Тишины и покоя меньше. Вольный народ разжигал костры, жарил мясо и пел песни. Когда он съезжал с холма на малую дорогу, мимо его повозки в сторону «Черного уключника» прошла целая толпа. В соседней роще группа стрелков упражнялась в меткости, пуская стрелы в яблоко, закрепленное на голове пьяного товарища. Двое хмельных недоумков прыгали через костер.
Никласа привычное веселье не коснулось. Остановив телегу неподалеку от своей хижины, он спрыгнул в траву и хотел было распрячь старенькую Шору, но навстречу вышел Кэрк, как всегда в плохом настроении. Заметив седовласого старосту, Никлас откинул борт телеги. Кэрк встал рядом, смерив его недоверчивым взглядом.
– Где твоя сабля? – наконец заговорил старик, уткнув руки в бока.
Сняв черную повязку со лба и заткнув ее за пояс, Никлас про себя удивился. Он-то был уверен, что Кэрк начнет спрашивать про Гримбальда.
– Подарил лесным нищим.
– Понятно, – небрежно отозвался тот. – Надеюсь, моего сына ты им не подарил?
Охотник плюнул в сердцах. Старик все-таки затянул старую песню. Никлас был в числе первых стрелков, поселившихся здесь, у висячей скалы, еще в те достославные времена, когда лагерем руководил Алкуин. Много охотников на его веку ушло в лес и не вернулось. Уберечь их от когтей мирквихттов, зубов снорлингов и яда жгучих гнилоклёнов не смогли ни оружие, ни доспехи, ни молитвы. Потом из долины пришла эта парочка и у него началась головная боль.
Все знали, что Кэрк был старостой на одной из ферм Лендлорда и неплохо батрачил, чего нельзя было сказать об охоте. Никлас уже толком не помнил, сколько лет отец и сын жили рядом. Главное, что все это время из хижины по соседству доносилась ругань и жаркие споры о том, кому как жить. Все потому, что за Гримбальдом водился один грешок. Раз в месяц парень тайком уходил от отца и несколько дней жил в глуши один.
Каждый раз, когда юнец растворялся среди лесов, он тревожился, что больше его не увидит. Гримбальд, однако ж, всегда возвращался, и не с пустыми руками. Сегодня так и вовсе гримлака приволок. Никто не сомневался в том, что парень станет добрым охотником. Никто, кроме Кэрка, который в любом начинании сына видел опасность, трагедию и последний свет.
Раньше, когда Гримбальд был моложе, Кэрк порол его как овцу. Сейчас поднимать руку на взрослого парня побаивался и ограничивался упреками. Он же, лежа на циновке по соседству, был невольным слушателем всех этих ссор. Хуже стало после того, как Алкуин уплыл обратно на Дунлаг, передав управление лагерем Кэрку. С тех пор старик начал чудить без меры: порывался построить арсенал, возвести частокол и даже подумывал организовать торговлю шкурами с городом. Вполне разумно, да только охотники привыкли заботиться о себе сами и все вышеперечисленное делали порознь.
– Что молчишь? – нарушил мысли хриплый голос. – Куда Гримбальда дел, говорю!
– Мне почем знать, куда он сплыл. Город большой, – незлобиво огрызнулся Никлас, краем уха услышав такой возмущенный вздох, словно отцу сообщили, будто его сын поклоняется Ниргалу. – Парню двадцать три года. Оставь его в покое, Кэрк. Кочевники своих детей с десяти лет отпускают гулять по пустыне, а ты прицепился к нему, как репей.
– Сперва заимей собственного сына, а потом учи других.
Никлас встал напротив повозки в которой лежали три огромные туши, похожие на ощипанных птенцов. У бескрылых птиц была гладкая, бледно-розовая кожа с панцирными наростами на спине и боках. На длинной шее сидела уродливая голова с острым клювом. Мощные задние лапы, как у ящера, заканчивались тремя пальцами с вогнутыми когтями. Длинные хвосты, увенчанные острыми шипами, свисали с края телеги.