Готамерон. Том I. Весна знамений
Шрифт:
По одной из таких дорог катилась их повозка. Иногда им приходилось спрыгивать на землю и ждать, пока Никлас переправит телегу через старый мост или рыхлый уступ. Широкоплечий охотник все делал быстро и без лишних усилий; сказывалось кочевое прошлое и опыт управления тягловым скотом.
Ближе к середине дня они спустились в обширную долину, на дне которой росли сосны. То был последний лес перед городом. Здесь не водились опасные хищники, зато орудовали шайки бандитов. Ополчение с этим ничего не могло поделать, еженедельно принимая жалобы пострадавших, а иногда их тела в повозках.
Обычно торговцы прибывали в две волны – рано утром, к открытию городских врат, и после полудня, когда просыпались богачи из верхнего предела. Самые предприимчивые объединялись в караваны или нанимали охрану, пересекая опасные леса с оружием в руках. Никлас это знал и специально поехал позже. Спеша добраться до ворот, он сильно разогнал телегу, но вскоре был вынужден остановиться. За очередным поворотом дороги они увидели труп. В кожаных доспехах, с обломком меча в руке, незнакомец лежал, погрузившись лицом в колею, а из спины его торчала стрела.
– Не нравится мне это, – пробормотал Гримбальд, глядя на еловые кущи по обе стороны дороги. Он убрал за ухо прядь волос и достал из повозки лук.
– Убийца гримлаков струсил? – раздался насмешливый голосок. – Мертвяка испугался?
– Я боюсь не трупа, а тех, кто его убил.
– Замолчите оба, – полушепотом ответил Никлас, указав на конец дороги, где за деревьями виднелась зубчатая стена. – Город близко.
– Может, это ополченцы его оперили? – предположил Барток. – Мой отец с такими ублюдками не церемонится.
Никлас спрыгнул на дорогу и подошел к телу. Гримбальд наложил стрелу на тетиву, продолжая внимательно всматриваться в чащу. Вокруг царила непривычная тишина.
– Почему здесь так тихо?
– Это из-за нас, – небрежно пояснил Барток, поднимаясь в кузове. – Птицы молчат и звери боятся.
Гримбальд кивнул как раз, когда Никлас переворачивал мертвеца.
Послышался изумленный вздох. Труп, некогда лежавший на дороге, теперь стоял рядом с охотником, приставив обломок меча к его горлу. С обеих сторон из укрытий поднялись грабители, сбрасывая с себя сосновые ветви и зеленые плащи. Лица многих были скрыты под тафтяными масками.
Гримбальд глазом не успел моргнуть, как повозка была окружена. В пути он хорошо отдохнул и мог без труда за один вздох сделать несколько выстрелов, но убить кого-то все равно не решился бы. В итоге все трое покорно подняли руки, позволив себя разоружить. Бандиты не сказали ни слова. Забрав оружие, шкуры и мясо, лесные жители растворились в чаще, словно их и не было.
Постояв на дороге некоторое время, старый йомен шаткой походкой вернулся к повозке. Никлас был в шоке, но не от страха, а от удивления. Гримбальд тоже был не в восторге, лишившись любимого ножа и единственного лука. Барток и вовсе чуть не плакал. У него отняли кошель и дорогой кинжал. Заметив это, Гримбальд ободряюще похлопал парня по плечу. Что ж, по крайней мере, теперь он не напьется до бездумья и не испортит отцу настроение.
Приняв вожжи, Никлас ударил старую кобылку так сильно, что та громко заржала. Повозка покатила вперед и вскоре свернула за покатый склон, поросший соснами. Слева потянулась высокая стена с бойницами.
– Ниргал их всех разорви! – выругался старый охотник, едва опасный участок дороги остался позади. Сорвав со лба повязку, он свернул ее в кулак и стал им потрясать. – Обобрали в двух шагах от города. Езжу в Готфорд двенадцать лет. Бывали грабежи, но чтоб так прогореть! Что происходит с людьми на этом проклятом острове?
– Не следовало Орвальду занижать плату подённым рабочим, – заметил Гримбальд. – Сам знаешь, кто в таких случаях первым выходит на большую дорогу.
– Знаю, знаю, – огрызнулся Никлас и немного подумав, добавил: – А ведь могли и убить.
– Хорошо, что лошадь не отобрали, – подал голос Барток, глядя на лесистые утесы справа.
– Да кому она нужна. Шора старше любого из вас. Таких держать себе дороже.
– Надо сказать моему отцу. Пусть найдет этих выродков! Жаль, что они не знали, кого грабят. Вот я бы им напомнил, тогда в следующий раз на пушечный выстрел к телеге не приблизились бы!
Никлас и Гримбальд одновременно посмотрели на него. Воцарилось молчание.
– Чего вылупились?
– Скольких бандитов повесили по приказу Вульфгарда?
– Ну, многих…
– Просто интересно, ты действительно хотел им представиться? – сквозь зубы спросил Никлас. – Думаешь, они испугались бы сопляка с кинжалом только потому, что его папаша шишка в ополчении? Встретив сына своего заклятого врага, что бы они с ним, по-твоему, сделали?
Барток вздрогнул.
– Вот бестолочь! Когда начнешь думать головой? Валялись бы сейчас на дороге, как тот труп.
– Только в отличие от него, мы бы сами не поднялись, – поддержал Гримбальд, представляя реакцию друзей, когда на площадь ввозят его бездыханное тело.
– Больше не просись со мной в город. Никогда! Я жить хочу, – проворчал Никлас, и, поглядев на Бартока, провел указательным пальцем по горлу.
До ворот каждый ехал погруженный в собственный мир. Никлас поминал разбойников самыми непристойным ругательствами. Барток перебирал в уме варианты расправы над сыном капитана ополчения. Гримбальд вспоминал последнюю встречу с друзьями.
У подъемного моста их остановили копейщики. Два воина в стальных шапках вышли вперед. В голубых сюрко, опоясанные короткими мечами ополченцы осмотрели пустую телегу. Никлас показал им засаленный пергамент с подписью капитана, а затем сообщил о разбое. Те в свою очередь окликнули часового сержанта. Из внутреннего помещения барбакана вышел усатый мужчина в длинной рубахе и, выслушав рассказ охотника, покачал головой.
– Сделаем все возможное, – вяло отозвался страж.
В таких случаях, как правило, обе стороны понимали, что сделать ничего нельзя.