Готфрид Лейбниц. Его жизнь, общественная, научная и философская деятельность
Шрифт:
Факты с достаточной убедительностью доказывают, что Лейбниц хотя и не знал о методе флюксий, но был подведен к открытию письмами Ньютона. С другой стороны, несомненно, что открытие Лейбница по общности, удобству обозначения и подробной разработке метода стало орудием анализа значительно могущественнее и популярнее Ньютонова метода флюксий. Даже соотечественники Ньютона, из национального самолюбия долгое время предпочитавшие метод флюксий, мало-помалу усвоили более удобные обозначения Лейбница; что касается немцев и французов, они даже слишком мало обратили внимания на способ Ньютона, в иных случаях сохранивший значение до настоящего времени.
После первых открытий в области дифференциального исчисления Лейбниц должен был прервать свои научные занятия: он получил приглашение в Ганновер и не счел возможным отказаться уже потому, что его собственное материальное положение в Париже стало шатким.
На обратном пути Лейбниц посетил Голландию. В ноябре 1676
О личных контактах между Лейбницем и Спинозой в Гааге известно немногое. Лейбниц много и часто беседовал с голландским философом, но его собственное миросозерцание успело сложиться настолько, что Спиноза не мог повлиять на него более чем в свое время Декарт.
Основные черты философского учения Лейбница выразились уже в открытом им дифференциальном исчислении и в высказанных еще в Париже воззрениях на вопрос о добре и зле, т. е. на основные понятия морали. Математический метод Лейбница находится в теснейшей связи с его позднейшим учением о монадах – бесконечно малых элементах, из которых он пытался построить вселенную. Другая основная идея Лейбница, учение о мировой гармонии, была выражена им еще в беседах с янсенистами. Лейбниц является в этом случае противоположностью Паскалю, который видел в жизни всюду зло и страдание, требуя лишь христианской покорности и терпения. Лейбниц не отрицает существования зла, но пытается доказать, что при всем том наш мир есть наилучший из возможных миров. Математическая аналогия, применение теории наибольших и наименьших величин к нравственной области дали Лейбницу то, что он считал путеводною нитью в нравственной философии. Он пытался доказать, что в мире есть известный относительный максимум блага и что само зло является неизбежным условием существования этого максимума блага. Ложна или справедлива эта идея, – вопрос иной, но связь ее с математическими работами Лейбница очевидна. В истории философии учение Лейбница имеет огромное значение как первая попытка построить систему, основанную на идее непрерывности и тесно связанной с нею идее бесконечно малых изменений. Внимательное изучение философии Лейбница заставляет признать в ней прародительницу новейших эволюционных гипотез, и даже этическая сторона учения Лейбница находится в тесном родстве с новейшими теориями Дарвина и Спенсера.
Глава V
Переселение в Ганновер. – Лейбниц пропагандирует открытие фосфора. – Пасквиль Бехера. – Горное дело. – Курфюрсты и фюрсты. – «Христианнейший Марс». – «Ada Eruditorum». – Спор о живой силе и количестве движения.
Было время, когда Лейбниц задумывался над вопросом, не поселиться ли ему окончательно в Париже. Министры Людовика XIV намекали Лейбницу, что единственным препятствием для поступления его во французскую государственную службу является его религия: стоит принять католицизм, и все будет сделано. Лейбниц был далек от вражды с католицизмом, он даже вынашивал идеи об унии между католиками и лютеранами – но переменить веру ради личных выгод считал позорным. Тем чувствительнее была обида, испытанная им при получении письма от одного из братьев. Родственников Лейбница давно тревожило его отсутствие: он почти не писал им со времени своего переселения в Майнц посланное из Парижа письмо его пропало, и в Лейпциге стали распространяться о Лейбнице самые нелепые слухи. В своем письме брат Лейбница осыпал философа упреками, обвиняя его в желании изменить веру и служить врагам отечества. Лейбниц ответил с достоинством. Он писал, что не может упрекнуть себя ни в чем, что даже в помыслах был честен и все, что делал во Франции, делал для блага своего отечества. Письмо брата, однако, окончательно отклонило его от намерения остаться в Париже. Еще раньше Лейбниц получал несколько раз предложения то в Ганновер, то в Данию. Теперь он решился принять предложенное ему ганноверским герцогом Иоганном Фридрихом место библиотекаря. В Париже, кроме наук, ничто его не удерживало, и положение его становилось щекотливым; с горечью он ответил брату, что не желает иметь вид нищего среди своих французских знатных приятелей и знакомых.
Придворная жизнь не слишком прельщала Лейбница: он не отличался изяществом манер и не мог блистать в обществе. В ответ на предложение графа Гюльденова, звавшего его в Данию, Лейбниц писал:
«Я чувствую за собою недостатки, имеющие большой вес в большом свете; я часто не знаю светских обычаев и этим порчу первое впечатление, производимое моей особой. Если придают большое значение всем этим вещам и если надо славно пить, чтобы считаться славным человеком, то вы сами знаете, что в таких случаях я не на своем месте».
Ганноверское предложение было принято Лейбницем под давлением обстоятельств. Герцог Иоганн Фридрих познакомился с Лейбницем еще до его путешествия в Париж. Они встретились впервые в Майнце; предварительно Лейбниц написал герцогу пространное письмо, в котором сам себя рекомендовал с самой лучшей стороны. Письмо это любопытно как доказательство того, что еще в то время (1671) Лейбниц составил очерк своего будущего философского учения. Герцог был чрезвычайно доволен чтением письма, что и высказал в своем ответе Лейбницу. Под впечатлением личного свидания Лейбниц обратился к герцогу со вторым письмом, в котором писал о своих настоящих и будущих изобретениях, об арифметической машине и еще не изобретенном новом воздушном насосе. В этом же письме Лейбниц заявляет:
«Я докажу, что причиною всякого движения является дух, что конечною причиною всех вещей является всемирная гармония, т. е. божество, что эта гармония не есть причина грехов, но грехи все-таки неизбежны и принадлежат гармонии, подобно тому, как тени оттеняют картину, а диссонансы придают приятность тону».
Учение о монадах также выражено в этом письме:
«Дух есть род центра или точки; он неделим, неразрушим, бессмертен; он есть малый заключенный в одной точке мир, состоящий из идей, подобно тому, как центр состоит из углов».
Лейбниц хочет сказать, что центр шара есть точка, в которой сходятся бесчисленные радиусы, образующие между собою плоские и телесные углы. «Центр неделим, и, тем не менее, угол есть часть центра», – поясняет Лейбниц и добавляет: «Вот геометрическое объяснение природы духа». Объяснение едва ли точное, ибо геометрическая точка не имеет частей и угол не есть часть точки; следовало просто сказать, что в центре шара сходятся бесчисленные радиусы, но видеть в этом объяснение природы духа слишком смело. Это не более чем красивая аналогия. «Точка» Лейбница – это его «микрокосмос», бесконечно малый мир, в котором сходятся все радиусы бесконечно великого шара, «макрокосмоса», являющегося символом вселенной. Математик соединяется в Лейбнице с юристом. Письмо его заканчивается совершенно неожиданным «короллариумом» (следствием): из мировой гармонии и теории монад внезапно вытекает теория европейского мира, основанная на известном «египетском проекте», который, по плану Лейбница, должен был отвлечь внимание Людовика XIV на Восток. Этот последний проект мало заинтересовал ганноверского герцога, который держал сторону Франции против Голландии. Эрудиция Лейбница показалась герцогу, однако, вполне достаточною для того, чтобы сделать философа своим библиотекарем, историографом и даже придворным. «В минуты отдыха и удовольствия мы весьма охотно будем беседовать с Вами», – писал герцог Лейбницу, предлагая ему постоянную должность за 400 талеров годового жалованья.
Подобно первому покровителю Лейбница, Бойнебургу, герцог Иоганн Фридрих был принявшим католичество лютеранином; да и по характеру он напоминал Бойнебурга, отличаясь умеренностью и религиозной терпимостью. Вскоре по прибытии в Ганновер Лейбниц писал: «Я живу у монарха настолько добродетельного, что повиновение ему лучше всякой свободы». По смерти герцога Лейбниц отзывался о нем в самых лучших выражениях. Несмотря на внушения некоторых фанатических священников, герцог обращался с жившими в его владениях протестантами настолько справедливо, что на это обратили внимание в Риме, – однако папа высказался в пользу герцога.
Лейбниц привез с собою в Ганновер, сам того не зная, превосходную рекомендацию. Его парижский приятель, янсенист Арно, дал Лейбницу закрытое письмо к герцогу, в котором писал: «Чтобы стать одним из величайших людей нашего века, Лейбницу недостает лишь нашей (т. е. католической) истинной религии». Узнав от герцога о содержании этого письма, Лейбниц впоследствии сознался его преемнику, что знай он, в чем дело, он никогда бы не повез с собою подобной рекомендации.
В числе приближенных герцога, с которыми Лейбницу пришлось часто встречаться и нередко спорить о философских предметах, прежде всего необходимо назвать Николая Стено, личность замечательную в своем роде.