Готовься к войне
Шрифт:
– Ага!
– загрохотал Жаров, увидев гостя.
– Наконец- то! Великий Знайка! Самый быстрый человек в мире! Слушай, вчера тебя опять видели одновременно в двух местах.
– Интересно, где.
– В Экспоцентре. И еще - возле посольства Андорры.
– Врут, - сказал банкир.
– У меня нет интересов в Андорре.
– Мутный ты, вот что, - сказал Жаров.
– Как тебе мой новый офис?
– Старый был лучше.
–
– Здесь потолки ниже.
– К черту тебя с твоими потолками! Посмотри! Это не офис, а песня! Сюда влезет не менее ста рабочих мест! Сто человек будут тут сидеть и непрерывно приносить прибыль!
Жаров плотоядно захохотал. Он никогда никого не стеснялся. Ему явно мешало слишком глубокое погружение в образ альфа-самца. С другой стороны, что еще делать двухметровому голубоглазому блондину, мастеру спорта по регби, отцу двоих сыновей, владельцу шестикомнатных апартаментов в элитном высотном доме, обладателю автопарка из трех автомобилей и двух мотоциклов? Если сама судьба возносит тебя на гребень успеха - успокойся и соответствуй.
Правда, Знаев - на правах друга и родственника - видел иногда совсем другого Германа Жарова. Депрессирующего пьяницу, обкокаиненного дебила, пожирателя виагры, скандалиста и маменькиного сыночка.
– Пошли в мою конуру, - сказал альфа-самец.
– Эй, кто там есть! Принесите нам чаю зеленого. И сока апельсинового. И льда!
Жаров работал много, но работать не любил. Его «конура», отделанная и обставленная в минималистском стиле, почти не хранила следов пребывания хозяина. Тот культивировал особенный стиль руководства, коротко называемый «стоять над душой»: часами торчал то на складах, то в общем зале; подбадривал, подстегивал и контролировал. Подчиненные его трепетали.
Сейчас он обрушил в кресло сто килограммов своего тела, неодобрительно смерил гостя взглядом и прогудел:
– Давай я подарю тебе новый пиджак
– Чем тебя не устраивает старый?
– Он старый.
– Это хороший пиджак. Фартовый.
– Ты выглядишь, как страховой агент.
– Мне все равно, как я выгляжу, - сухо сказал банкир.
– Мне все равно, как выглядят другие. Я смотрю на поступки людей, а не на их пиджаки.
– Быть можно дельным человеком, - с выражением процитировал Жаров, - и думать о красе ногтей… - и в качестве иллюстрации продемонстрировал кисти; красотой они не отличались, но размеры внушали трепет.
– Я не согласен, - желчно сказал Знаев.
– Зачем думать о ногтях, если можно подумать о чем-нибудь более важном? Думать - тоже работа. Думать - значит расходовать энергию. И время…
Электроторговец состроил гримасу отвращения.
– Тебя не тошнит от собственной правильности?
– Тошнит, - спокойно ответил банкир.
– Еще как. Почти каждый день. Бывает даже рвота. Доктора говорят - это такой особенный невроз.
– А ты работай поменьше. И вернись к жене.
–
– Она права.
– Конечно, - согласился Знаев.
– Что ты решил насчет нашего дела?
Жаров сменил позу.
– Ты невыносим. Что за дурная привычка превращать дружескую беседу в разговор о делах?
– Я экономлю время. Кстати, и твое тоже…
– А я тебя не просил. В отличие от тебя, я всегда нахожу время для друзей. Чувствуешь разницу между нами? У меня время всегда есть. У тебя его всегда нет. Поэтому для меня жизнь - удовольствие, а для тебя - война.
Знаев не обиделся. Разговор с другом расслаблял его и заряжал. А для чего еще нужны друзья?
Они ходили в товарищах десять лет. Сошлись еще в конце девяностых. К тому времени оба считались состоятельными людьми, и в первые годы подоплекой отношений была выгода. Один продавал лампочки, другой - деньги, в обоих бурлили молодость и злость, оба знали, что иметь в друзьях богатого и энергичного ровесника удобно и престижно. Со временем обнаружилось, что взаимная тяга двух толстых кошельков может вырасти в симпатию между их хозяевами. Считается, что это редкий случай.
Дальше - больше: банкир женился на сестре Жарова. Сам торговец лампочками справедливо гордился тем, что палец о палец не ударил, чтоб устроить брак, - все произошло само собой; иными словами, по любви.
Через семь лет любовь иссякла.
– У тебя глаза блестят, - сказал электрический торговец.
– Простыл, что ли? От кондиционеров?
– Вроде нет, - ответил банкир.
– И сильно блестят?
– Сильно - не то слово. Сияешь, как именинник. Что случилось? Только не говори, что нашел инвестора для своей стройки.
– Я думал, мой инвестор - это ты.
Жаров помедлил, побарабанил пальцами по столу и сказал:
– Я еще ничего не решил.
– Когда решишь?
– Вот что, - решительно произнес Жаров.
– Мы поговорим с тобой об этом. Но сначала ты позвонишь Камилле и скажешь, что сегодня вечером заедешь к ней.
– Зачем?
– Попробуешь помириться.
– Сегодня я не могу. Ужинаю с Лихорыловым. Как ты понимаешь, ради нашего дела.
– К черту дело. К черту твоего Лихорылова. Семья важнее.
– Это тебя она попросила? Камилла? Чтоб ты меня заставил к ней заехать?
– Камилла, - с нажимом сказал Жаров, - за все годы не сказала мне о тебе ни одного худого слова. Ты поедешь к ней, потому что я так решил. Хочешь делать дела - наведи порядок в тылу.
Не тебе меня учить, хотел сказать Знаев. Не тебе, ценителю тысячедолларовых шлюх, VIP-клиенту всех московских VIP-борделей, учить меня порядку.