Готовься к войне
Шрифт:
С тем, что придется идти служить срочную службу - иначе говоря, добровольно подарить государству целых два года молодости, - он кое-как смирился. Предполагал легко наверстать в дальнейшем. К тому же время прошло не совсем впустую. Гитарист научился многим полезным мелочам. Например, изготовлению простейшего механизма под названием «мудильник», состоящего из обычного будильника и пустого таза: часы помещаются в центр емкости, грохот будит мертвого. Еще лучше поставить рядом еще один таз, с холодной водой, - чтоб немедля после пробуждения погрузить голову.
Высшим образованием он пренебрег. Родители бурно возражали, но сын
Правда, и Джимми Хендрикса из Сергея Знаева не получилось. Разочарование в музыке стало бы для него тяжким ударом - выходило, что сотни бессонных ночей наедине с гитарой оказались потрачены зря, - но он смог убедить себя в том, что годы, посвященные музыке, можно и нужно считать тренировкой. Несостоявшийся герой рок-н-ролла вдруг понял, что имеет редкий талант к достижению таких целей, которые подавляющему большинству людей кажутся недостижимыми.
Он умел работать ежедневно, спокойно, много, эффективно, в соответствии с подробным планом; сегодня - шаг, завтра - второй, послезавтра - третий; и так месяц за месяцем, год за годом, упорно, терпеливо, монотонно, не ведая сомнений, не слушая бездарных советчиков.
Переложить руль в двадцать два года - трудно, но возможно. Большинство вообще плавает без руля и ветрил.
Переведенные с английского учебники с названиями «Учись быстро читать» или «Как беречь свое время» появились гораздо позже, в середине девяностых. К тому времени бывший гитарист и так все знал. Учебники были любопытны, он - тогда уже банкир - прочел их все, очень быстро прочел, но нигде не нашел ответа на вопрос, мучивший его тогда все сильнее с каждым новым днем.
Как быстрому жить в мире медленных?
Как избавиться от мучений, неизбежно возникающих при виде неловких, тяжелых на подъем, кое-как шевелящихся собратьев по биологической нише? Что делать с болью, с накапливающимся раздражением? Как не унизиться до презрения и ненависти?
Медленные оккупировали весь мир. Наблюдать их жизнь было невозможно: все равно что следить за тем, как слабоумный швыряет бриллианты в канализацию. На то, чтобы сложить в уме пять, семь и девять, они тратили по две минуты. Пустяковый разговор - вопрос/ответ, приедешь/не приеду - превращался в получасовое пережевывание звуков, с мычанием, паузами, словами-паразитами, с расспросами о жизни и жалобами на цены. Окруженный медленными, начинающий банкир затосковал. В пятнадцать лет страдать от одиночества очень романтично. В двадцать это надоедает. В двадцать пять нужно бить тревогу и думать, как быть.
Без десяти семь приехал. Машину поставил небрежно, под углом к тротуару, перед самым входом. Он тут хозяин, ему положено парковаться по-хозяйски. Это Москва, а не какая-нибудь тесная Женева. Будешь скромничать - перестанут уважать. А потом и сожрут.
Преодолел девять ступеней крыльца. Обычно взбегал рысью - сейчас двигался с трудом. Ставил ногу, вторую подтягивал на эту же ступеньку. Взялся за прохладную медь дверной ручки и удивился новому для себя состоянию: сегодня ему совершенно не хотелось работать.
Прошелся по пустому операционному залу. Здесь все, до последней скрепки, принадлежало лично ему, было придумано, с нуля
…Тогда же, в середине девяностых, его впервые назвали трудоголиком. Кстати, Паша Солодюк и назвал. Сам он был оборотистый и жесткий, но ни разу не трудоголик Банкир тогда посмеялся. Однако и задумался. Он не считал себя психологически или химически зависимым от своего дела. Да, работал по сто пятнадцать часов в неделю - но никак не страдал. Да и пусть бы страдал, ничего страшного - главное, чтобы дело не страдало. А оно не страдало. Банк рос, становился сложным и крепким, по сравнению с этим фактом меркли все страдания и зависимости. Приступы тревоги, гнева, апатии и прочие неполадки центральной нервной системы лечились водой и спортом. Лечились ездой на скорости двести пятьдесят километров. Хорошо лечились путешествиями на белоснежные пляжи или в высокогорные отели.
Никогда не лечились алкоголем, сигаретами, наркотиками, игрой и женщинами.
Женщинами лечиться нельзя. Женщины - одновременно и лекарство, и болезнь.
Был еще синдром хронической усталости и связанные с ним мельчайшие недуги: внезапный тик в предплечье или периодически возникающее нежелание отвечать на телефонные звонки. Но Знаев с пятнадцати лет испытывал усталость, он понимал ее как плату за свои успехи, он привык ее не замечать, как горбун не замечает своего горба; его мама и папа всю жизнь уставали, но никогда не жаловались; когда сын пробовал сослаться на усталость, он получал короткий совет: «Устал - отдохни».
Устал? Отдохни! О чем тут еще говорить.
А кто не устал? Хлеб добывается в поте лица.
В восемь, за час до начала рабочего дня, прибыл Горохов. Увидев босса, уныло слоняющегося меж столов, торопливо подошел, пожал руку. Всмотрелся в лицо.
– Что с тобой?
– А что со мной?
– тихо переспросил банкир.
– Ты весь черный! С примесью зеленого. Ты как будто трое суток вагоны разгружал. Я тебя таким никогда в жизни не видел.
– Зато ты сверкаешь.
У Горохова действительно был вид отменно отдохнувшего человека, однако запах табака все портил, привносил в облик банкирова заместителя ненужную, глупую ноту; так недоумевают люди на премьере симфонии, где после мощной струнной увертюры вдруг вступает банджо.
– Я отдохнул, - стеснительно объяснил Горохов.
– А вот ты что делал?
– То же самое, - сказал Знаев и зевнул.
– Прекрасно провел выходные. Давно так не расслаблялся. Опробовал новые технологии релаксации. Секретные. Теперь чувствую себя заново родившимся. Я полон сил, у меня куча новых идей, я готов свернуть горы.