Говори мне о любви

Иден Дороти

– О Господи милостивый! Анна! Я не ворчу на тебя. Ты начнешь читать мне «Дэвида Копперфилда» завтра. Это длинная книга, насколько я помню, но у нас много времени.

Глава 30

– Бабушка! Бейтс уже здесь с машиной. Вы еще не готовы? – крикнула Анна снизу, стоя на лестнице.

Беатрис приводила себя в порядок, терпеливо ожидая, когда Хокенс причешет ей волосы, как делала всегда. Анна могла это сделать в четыре раза быстрее, но она не хотела задевать чувства старой женщины. Хокенс одевала миссис Беатрис для ее последнего посещения

«Боннингтона»: в фирменное серое платье с безукоризненно белой кружевной шалью, накинутой на прямые плечи; седые волосы аккуратно подобраны под маленькую шляпку с перьями. Она должна выглядеть такой, какой ее всегда привыкли видеть, сказала Хокенс.

Беатрис согласилась. Ей особенно надо было создать впечатление, что она человек, который преодолел все трудности, чтобы вырваться вперед. Проехать в инвалидной коляске через «Боннингтон» в последний раз, даже с Анной, которая катила ее и уверяла, что она ехала в своем кресле, как на колеснице, чтобы познать, как действительно обстоят дела в ее королевстве, ехала с чувством собственного достоинства и невозмутимостью.

– Вам нет необходимости это делать, мама, – настаивала Флоренс. – Это излишняя сентиментальность. Вы только расплачетесь.

– А почему бы нет? Было время, когда я и «Боннингтон» означало одно и то же. И, может, так и осталось для тех, кого я знаю.

– О, я надеюсь, вы остались неразрывной с «Боннингтоном», – нехотя сказала Флоренс. – Только не переборщите, заполняя его всхлипываниями, что вы могли бы спасти «Боннингтон», если захотели.

Все произошло так, как предсказывала Флоренс, с ее острым интеллектом. День расставания с «Боннингтоном» пришел. Ожидаемая депрессия наступила с ее последствиями для служащих – нуждой и голодом, вот что было финалом дела. Беатрис еще настаивала, что период человеческой нищеты в настоящее время был не настолько плох, как во времена ее юности. Оборванные, выброшенные на перекрестки босоногие замерзшие дети сбивались в кучки, чтобы вместе спать на упаковочных коробках за складами, терпеливые маленькие продавцы спичек перед дверями заглядывали в глаза женщинам, которые так поглощены самодовольством, что быстро исчезали. Конечно, были очереди за пособиями по безработице, и хлебные очереди, и голодные дети, и большая доля отчаявшихся и нуждающихся, но страна выйдет из этого кризиса и снова оживет.

К несчастью, это произойдет слишком поздно, чтобы спасти «Боннингтон», если Беатрис не вложит деньги от продажи Овертон Хауза и его содержимого. Этого, как она уже предупредила Флоренс, она никогда не сделает. Магазин или семейные традиции? Не было никаких сомнений в ее позиции.

Тем не менее наболевшие проблемы продолжались недели и месяцы. Беатрис бомбардировали статистическими данными, падением продажи товаров, повышением жалованья и сохранением цен, непомерной дороговизной новой арендной платы за место, на котором стоит «Боннингтон» и сметой стоимости модернизации магазина, составленной дражайшей Флоренс.

Все это оставляло Беатрис бесчувственной, она даже не проявила интереса и приучала себя к мысли, что она инвалид. Эти усилия делали ее поведение странным. Теперь все, чего она хотела, – это провести свои последние годы в покое, в Овертон Хаузе.

Был ли это ее эгоизм? Известно, что Флоренс всегда замечала, как в ней растет эгоистичность, свойственная старым женщинам во всем мире. Но если бы она решила добровольно передать «Боннингтон» Флоренс, то, конечно, сделала бы все, что можно было ожидать от нее.

Когда наконец Флоренс увидела, что сражаться бесполезно, она решила бросить это дело и с облегчением заявила, что открывает маленькое изящное ателье мод в Найтсбридже на паях с Джеймсом Брашем. К тому же оба они были не такими юными. Меньшее помещение и меньший штат отлично устраивали их, и там, без сомнения, она использует свое чутье к моде.

– Я, – сказала Беатрис тоже с облегчением, – ответственна за Эдвина и Анну. Мы втроем останемся в Овертон Хаузе. Ты можешь быть свободной от нас, Флоренс, как ты всегда хотела.

– Очень хорошо, – ответила Флоренс, но голос ее неожиданно был подавленным, как у нервного сомневающегося ребенка, хотя она и достигла зрелого возраста. И Флоренс опустила глаза. Но затем она продолжала более решительно: – Наконец, мама, если вы настаиваете на этом прощании с «Боннингтоном», вы можете попросить Бейтса возить вашу коляску. Почему это делает Анна?

– Потому что я предпочитаю Анну. Это удовлетворительный довод?

– Мама, вы начинаете баловать этого ребенка. Беатрис улыбнулась.

– Наоборот, она балует меня. Могу сказать, что я приобрела новый жизненный опыт, и приятный.

– Не так давно она была правонарушительницей. Так что советую вам наблюдать за ней.

– Именно это я с удовольствием и делаю.

– Ох, ради Бога, мама, смягчаться в старости – это одно, а заходить слишком далеко – другое дело.

– Я знаю, дорогая. У меня была практика в этом отношении, и я потерпела большую неудачу, когда ты и Эдвин были маленькими. Вот видишь, я еще могу читать твои мысли.

Флоренс слегка покраснела.

– Но мы только в одном были против вас, что вы отослали мисс Медуэй без всяких объяснений. Мы любили ее, и она нас. Я не знаю, кто из нас чувствовал столько любви потом!

Страдание все еще было живо, думала Беатрис, упрек царапнул ее душу. Но она владела собой и ответила спокойно:

– Ты совершенно права, Флоренс. Вот почему я стала особенно заботиться об Анне.

«Даймлер», отполированный до зеркального блеска, работал безупречно. Они подкатили со стороны «Боннингтона», когда пробило три часа и Беатрис, избегая смотреть на объявление «НЕ РАБОТАЕТ В СВЯЗИ С ЗАКРЫТИЕМ МАГАЗИНА», все же заметила его сквозь забрызганное стекло. Она позволила помочь ей сесть в инвалидное кресло. Анна шепнула:

– Выше нос, бабушка! – и кресло с седоком двинулось.

Персонал выстроился в два ряда, чтобы она могла проехать между ними. Швейцар в темно-синей с золотом ливрее, главный администратор, заведующие отделами, продавец в темном пиджаке и в полосатых брюках, продавщица в аккуратном черном с белой отделкой платье. Беатрис намеревалась остановиться около своей личной территории, у кассы на подиуме, но осуществить это было очень трудно, пришлось бы подняться на ступеньки. Проклятие, проклятие, проклятие, она была узником в этом унизительном кресле!