Говорит Черный Лось
Шрифт:
После этого обряда мы побежали на речку смыть с себя краску. Когда мы вернулись назад, в деревне кругом люди или танцевали, или вели беседы, вспоминая о тех подвигах, что совершили во время битвы с генералом Три Звезды у Роузбада.
Когда солнце приблизилось к закату, нам, ребятам, нужно было подгонять пони на ночь к самой деревне. Пока мы сходили за лошадьми и привели их, на землю уже спустилась ночь. Однако в лагере люди еще вовсю плясали вокруг костров. Мы присоединялись то к одному, то к другому танцу, пока, наконец, сон совсем не сморил нас.
На рассвете отец разбудил меня и взял с собой помочь выгнать лошадей на пастбище. Когда мы выгнали табун, отец заметил: "Надо бы привязать к одной из лошадей подлиннее веревку, — так ее легче будет потом поймать. Если что-нибудь случится — немедленно гони табун назад. И следи все время за лагерем".
Вместе с друзьями я сторожил наших лошадей до самого полдня, пока солнце не поднялось совсем высоко. Становилось нестерпимо жарко. Мой двоюродный брат сказал, что поглядит пока за лошадьми до нашего возвращения. Когда я уже натерся жиром и готов был окунуться в воду, мне сделалось как-то нехорошо, пришло головокружение. Казалось, вот-вот должно произойти что-то страшное. И все же я побежал вместе с ребятами купаться. В такой полуденный зной в реке купалось много людей. Большинство женщин ушло к западу от деревни собирать дикую репу. Мы купались уже довольно долго. Вскоре мой брат спустился с лошадьми к реке, чтобы напоить их.
Тут-то мы и услышали, как в лагере хункпапов, что находился неподалеку от нас, глашатай закричал: "Солдаты идут! Наступают! Солдаты идут!". Потом то же самое прокричал глашатай оглалов. Сигнал тревоги понесся дальше на север от лагеря к лагерю, до санти и янктонаев.
Все кинулись ловить лошадей. К счастью, наши были рядом. Мой старший брат галопом понесся на своем гнедом к хункпапам. Я тоже поймал себе лошадь, но тут подбежал отец и сказал: "Брат ускакал без ружья к хункпапам. Найди его и отдай оружие. Потом сразу скачи назад". Помимо ружья, отец держал в руке мой шестизарядный револьвер — тот самый, что подарила мне тетя. Я схватил револьвер и ружье, вскочил на свою пони и помчался за братом. Подъехав ближе, я увидел, как прямо за деревней хункпапов вздымается большое облако пыли, поднятое копытами лошадей. Вскоре в клубах пыли появились солдаты, которые скакали на своих крупных скакунах. Они казались высокими и большими, и все стреляли прямо на скаку. Хункпапы метались по лагерю и кричали. Многие выскакивали из реки, с них ручьями лилась вода. Брат схватил ружье, а мне крикнул, чтобы я возвращался назад. Неподалеку находился густой лес и некоторые воины стали сбегаться туда. Туда же бросился мой брат, а следом за ним и я. Женщины и дети толпой бежали вниз по течению реки. Я оглянулся и увидел, как все они вскоре скрылись за холмом.
Когда мы добрались до этого густого леска, там уже собралось довольно много хункпапов. Солдаты обстреливали лесок так часто, что срезанные пулями листья падали на нас. Теперь уже невозможно было разглядеть, что происходит в деревне. Кругом стояла густая пыль, слышались грохот и крики.
Здесь, в лесу, и там, в лагере хункпапов, слышался крик: "Смелее! Будьте мужчинами! Нашим слабым сородичам грозит опасность!" Думаю, этот призыв прозвучал тогда, когда вождь Желчь остановил бежавших от врага хункпапов и повернул их назад.
Некоторое время я оставался в лесу и думал о своем видении. Я почувствовал, как это придает мне силы, и воспрянул духом. Мне казалось, что наши лакота превратились в громовых духов и солдаты будут побеждены.
Тут раздался радостный клич: "Бешенный Конь идет! Бешенный Конь!" Все кричали: "Хока хей!", — и клич этот звучал подобно раскатам грома, словно рев сильного ветра. Слышались звуки свистков из орлиной кости.
Долину реки заволокло дымом и пылью. Кругом мелькали тени людей и лошадей, стоял невообразимый шум от многоголосого крика, топота копыт и ружейной стрельбы. Слева от себя я слышал цокот подков кавалерийских лошадей, отовсюду раздавались выстрелы. Потом топот копыт прекратился, я выбрался из леса и тут же очутился в потоке людей и коней, который устремился вверх по течению реки. Все кричали: "Скорей! Скорей!" Оказалось, солдаты убегают от нас вверх по реке. В наступивших сумерках все смешалось в этом ужасном шуме. Мне мало что удалось увидеть. Помню, заметил, как один лакота бросился на солдата, видно, очень храброго. Лакота схватил лошадь солдата под уздцы, но тот застрелил его из своего шестизарядного револьвера. Я был еще слишком мал, и не мог пробиться туда, где находились солдаты, поэтому и не убил никого из них. Впереди меня было много наших, кругом стояла темень, и все перемешалось: свои и чужие.
Вскоре всех солдат загнали в реку. Бившиеся лакота и солдаты поднимали тучи брызг, бисером рассыпавшихся вокруг. Потом мы выбрались из реки, люди стали снимать с убитых солдат форму и натягивать ее на себя. Неподалеку от меня лежал какой-то солдат, еще подававший признаки жизни. Один лакота подъехал ко мне и сказал: "Мальчик, слезь с лошади и оскальпируй его". Я спешился и принялся за работу. Волосы у солдата были короткие, а нож мой туповат. Он заскрежетал зубами от боли. Тогда я выстрелил ему в лоб и наконец снял с него скальп.
Многие наши воины преследовали солдат до самого холма на другом берегу. Другие повернули коней и поскакали вниз по течению реки-там, прямо за лагерем санти, видны были клубы пыли, слышался грохот многочисленных ружей.
Мне захотелось показать добытый скальп своей матери, и я подскакал к холму, за которым укрылась толпа женщин и детей. По пути я увидел группу воинов, спешивших броситься в битву. Среди них была очень красивая молодая женщина, которая пела так:
Братья, друзья пришли к вам на помощь! Будьте храбрыми! Будьте храбрыми! Неужели вы дадите врагам пленить меня?Когда я проезжал через лагерь оглалов, то наткнулся на Гремучего Ястреба, который сидел у своего типи с ружьем в руках. Вокруг него не было ни души, и он пел песнь сожаления:
Братья, куда устремились вы, что я не с вами?
Когда я добрался до места, где укрывались женщины и дети, то услышал, как все они поют и высокими голосами подбадривают мужчин, сражавшихся на другом берегу. Мать радостно приветствовала меня, увидев мой первый скальп.
Я постоял рядом с матерью, наблюдая, как на холме по ту сторону реки, где шло сражение, вздымаются громадные клубы пыли. То и дело из них вырывались лошади без седоков.
Рассказывает Стоящий Медведь:
Я — миннеконжу, наш лагерь был третьим с юга. В тот день мы встали поздно утром. Женщины пошли копать репу, а двое моих дядей отправились на охоту. Я же, моя очень старая бабушка, которая еле передвигалась, и третий дядя остались дома. Днем, когда солнце стояло уже высоко, я спустился к реке искупаться, и назад возвратился в одной рубахе. Бабушка поджарила немного мяса и накормила нас. За едой дядя сказал: "Когда поешь — сразу ступай к лошадям. Как бы чего не случилось". В это время мой старший брат вместе с другом пасли два табуна у ручья Мускусной Крысы, что расположен ниже по течению реки, за лагерем санти.
Не успел я закончить еду, как снаружи послышались возбужденные возгласы. Потом раздался клич глашатая о том, что идут солдаты. Только мы услышали его, дядя сказал: "Говорил же тебе — что-нибудь случится! Скорее беги и помоги привести лошадей".
Я перебрался через Скользящую Траву — вода была мне только по грудь и взобрался на Черный Пригорок осмотреться. Оглянувшись, заметил, как на противоположной стороне реки от лагеря хункпапа по береговому склону в воду спускается отряд конных солдат. Переплыв реку, они рысью пустились дальше. Я сбежал с пригорка и помчался в лагерь к нашим. Однако я был босиком, а вокруг росло много колючей травы — поэтому добрался я не так скоро. Когда случайно бросил взгляд на юго-восточные холмы, то и там увидел скачущих солдат. К лошадям я уже не побежал — а, как только мог, поспешил назад к деревне. Кругом слышались крики, все куда-то бежали. Через некоторое время брат пригнал лошадей. Дядя сказал мне: "Скорее собирайся, мы выступаем!" Я поймал своего серого скакуна, схватил шестизарядный револьвер, а через плечо повесил лук со стрелами. К волосам я привязал иволгу, которую подстрелил накануне. Я поклялся, что если этот амулет сделает меня невредимым в битве, то я принесу жертву. И, действительно, иволга охранила меня.