Говорит командир корабля. Вопросы, ответы и наблюдения опытного пилота

Смит Патрик

«Кэти, — говорю я тихо, — взгляни, пожалуйста, не выскочил ли предохранитель». Я чувствую, что на меня смотрят. Первый ряд пассажирской кабины в нескольких сантиметрах от кабины экипажа, между нами лишь небольшая занавеска. «Зажигание, с левой стороны».

Миниатюрная блондинка Кэти — мой второй пилот и местная звезда. Она одна из тех немногих, кому — не без труда — удалось совершить необычную смену профессий: из бортпроводницы в летчика. Девушка разносила орешки на рейсах авиакомпании Delta, пока не поменяла свою хорошо оплачиваемую работу в большой авиакомпании на труд пилота на маленьком турбовинтовом самолете. Этого ли она ждала: получать указания, находясь в раскаленном транспортном средстве, которому 31 год от роду и который по размерам не слишком превосходит ее автомобиль?

Предохранители в порядке, сообщает

Кэти, проводя рукой по панели так же, как вы проводите рукой по стене, проверяя, хорошо ли приклеены обои. Она подается в сторону резервного радио, ее брови вопросительно поднимаются. Я киваю, она поворачивает ручку поиска частоты. «Служба поддержки, это борт 804, вы на месте?» Сейчас придется ждать десять минут, пока приедут механики. Температура внутри — выше 40 °C.

Турбовинтовой двигатель — по сути, реактивный. Сжигаемые газы раскручивают турбины, турбины раскручивают компрессоры и воздушный винт. Со сжиганием у нас как раз туго.

После беспомощного обращения по громкой связи к удрученным пассажирам, которые к тому моменту уже начали изучать расписание паромов, я замечаю женщину, которая сидит сразу за нами. У нее на коленях огромная плетеная пляжная сумка. Как-то мы ее проглядели. «Простите, — говорю я, — вам нужно убрать сумку наверх. Она не может оставаться у вас на коленях во время взлета».

«Взлета? — переспрашивает она. Делает паузу, немного опускает свои очки, прочищает горло. — Почему бы вам не позаботиться о том, чтобы поднять этот дурацкий самолет в воздух, прежде чем думать о моем багаже, черт побери?»

Женщина смотрит на меня, надменно поджав губы, и в ее очках отражается искаженное гримасой лицо сильно вспотевшего и очень расстроенного молодого командира экипажа — ему лишь недавно исполнилось 24 года. Самым сложным в работе ему кажется борьба с желанием воспринимать ее как данность. Я сдерживаю себя, выдавливаю улыбку, неловко усмехаюсь. Я сохраняю самообладание, заботясь не о чести Northwest Airlink, авиакомпании, на которую тружусь в адский зной. Я думаю о том 12-летнем пареньке, которым я был не так уж давно и чья главная мечта заключалась в желании носить погоны летчика гражданской авиации. Если для осуществления этой мечты иногда приходится сносить оскорбления от озлобленных пассажиров, что ж, придется это стерпеть.

* * *

Я смутно помню тот день, когда впервые самостоятельно управлял небольшим самолетом, но могу до мельчайших подробностей восстановить свой первый полет в качестве летчика гражданской авиации. 21 октября 1990 года я при помощи желтого фломастера увековечил в своей летной книжке. Несмотря на мизерную зарплату, счастье переполняло меня. В тот памятный день в половине десятого утра (за час до начала подготовки к рейсу) мне пришлось поехать в супермаркет, потому что к тому моменту я успел потерять галстук. (Никогда не забуду лицо продавца, когда я сказал «однотонный, черный» и «не из шелка, а из полиэфирного волокна».) Затем, незадолго до полудня, в сгущающихся облаках я отправляюсь на самолете, вылетающем престижным рейсом из Манчестера в Бостон. Это 20-минутный перелет, на котором часто можно встретить (что неудивительно) голливудских звезд, шейхов и политиков.

На рейсе не было бортпроводника, поэтому закрывать дверь кабины пришлось мне. Выполняя этот маневр в утро своего дебюта, я, как учили, повернул ручку, чтобы защелкнуть замки, одним ловким и быстрым движением — и порезался, поцарапал костяшки правой руки о шляпку неплотно завинченного болта. В процессе руления мои пальцы были замотаны окровавленной салфеткой.

Это странно, невероятно и очень символично: мой первый рейс приземлился в международном аэропорту Логан. Летчики гражданской авиации, особенно новички, — мигранты, часто переезжающие из города в город по мере продвижения по служебной лестнице. Поэтому действительно редко удается садиться в аэропорту, рядом с которым ты вырос. Под словами «аэропорт, рядом с которым вырос» я имею в виду то, что может понять только увлеченный самолетами человек. В тот день в 1990 году, пролетая мимо моста через Мистик-ривер и заходя на посадку на полосу 15R, я сощурился, чтобы разглядеть парковки и обзорную площадку, где в детстве сидел с биноклем и тетрадкой, записывая регистрационные номера приземлявшихся самолетов.

Northeast Express была успешной молодой региональной компанией.

Мы летали под названием Northwest Airlines, кодшерингового [66] партнера, с которым мы делили рейсы и использовали их цвета. (Northeast, Northwest — наши пассажиры иногда путались.) Несмотря на то что авиакомпания быстро развивалась, руководство оказалось столь скупым, что мы даже не имели нормальной униформы. Носили то, что осталось на складах старой авиакомпании — Bar Harbor Airlines. Мистеру Карузо, владельцу нашей компании, раньше принадлежал этот перевозчик, и я подозреваю, что его гараж был забит остатками их имущества. Bar Harbor считался легендарным патриархальным — в духе Новой Англии — авиатакси, до тех пор пока не был поглощен Lorenzo’s International. Помню, в детстве, в конце 1970-х, я сидел за домом и наблюдал, как турбовинтовые самолеты авиакомпании Bar Harbor один за другим с шумом проносились над холмами Восточного Бостона и Ревира.

66

В рамках кодшерингового соглашения авиарейс выполняется двумя или более авиакомпаниями. Одна компания — оператор, другие — ее маркетинговые партнеры. Прим. перев.

Двенадцать лет спустя мне выдали винтажный костюм от Bar Harbor — шерстяной, голубовато-серый, испачканный и протертый на коленях и локтях. Подкладка пиджака держалась на булавках и выглядела так, будто лацканы кто-то жевал. Неизвестный мне второй пилот Bar Harbor сносил его до дыр: карманы прорвались, а плечи пропитались авиатопливом. Я почти уверен, что до меня его никто никогда не стирал. Наши металлические кокарды для фуражек и крылышки [67] на лацканах тоже были выцветшими, поношенными артефактами от Bar Harbor. Когда мы, новички, в наших «новых» формах выстроились для групповой фотографии, было похоже, что это члены экипажа какого-нибудь мозамбикского самолета, выходящие на бетонированную площадку в Мапуту.

67

Российские летчики называют их «птичками». Прим. науч. ред.

Форму выдавал парень по имени Харви. Высокий, тощий, лысый Харви говорил быстро, никому не доверял, носил круглые очки в тяжелой оправе и постоянно жевал длинную незажженную сигару. Когда он объяснял, как правильно стирать форму, рассказывая, что уксус лучше всего подходит для удаления сажи с погон, его сигара крутилась и прыгала, как противовес, всегда идеально уравновешивая отклонение его головы. «Не снимайте фуражки, — предупреждал нас Харви, пуча глаза. — Некоторые из вас выглядят так молодо, что пассажиры до смерти перепугаются!» Он улыбнулся, обнажив зубы цвета корневого пива [68] .

68

Корневое пиво, рутбир (root beer) — популярный в США напиток коричневого цвета, изготовленный из коры дерева сассафраса. Прим. перев.

Однажды, зимой 1991 года, Харви прислал чрезвычайно радостное письмо, в котором сообщал о новых формах. Мы должны были сменить наши серые робы, похожие на комбинезоны рабочих автомастерской, на новенькие стильные темно-синие костюмы с золотыми полосками. Нам также предстояло получить новые кокарды. Орел Bar Harbor, невероятно напоминавший птицу с раскинутыми крыльями, когда-то украшавшую фуражки Геринга и Гиммлера, должен был исчезнуть. По словам Харви, наша новая одежда была спроектирована в целях поддержания имиджа авиакомпании (несмотря на то что его как такового не существовало) «в соответствии с техническими требованиями Northwest». На первый взгляд все было логично, поскольку мы летали под их именем и на наших самолетах красовались их эмблемы и раскраска. Однако на самом деле Northwest Airlines было абсолютно все равно, в чем мы летаем — хоть в парашютных комбинезонах. Просто таким образом Харви имел возможность пустить нам в глаза пыль от темно-синего шерстяного костюма и немного подзаработать.