Говоруны: Везучие сукины дети
Шрифт:
Он получил удар ботинком под ребра и проглотил дальнейшие объяснения. Во рту появилась горячая монетка размеров примерно с десятицентовик — из желудка поднялась, что ли?
— Заткнись, дурень, — лениво ответили ему. — Зря ты связался с этой сучкой. Господин Прайм не любит клеветы. И наш босс, соответственно, ее тоже не одобряет.
— Понятия не имею, о чем…
Новый удар. Монетка разрослась до размеров четвертака.
— Не расслышал? — участливо поинтересовались из невнятного шумного далека. — Заткнись пока цел, парень. Здоровье тебе еще понадобится.
Он послушался. Шум какое-то время нарастал — конвертоплан разгонялся — а потом застыл на одном уровне, от которого ныли зубы. Впрочем, возможно, они ныли от удара. Он все форcировал работу трансмиттера, изо всех сил передавая вокруг сочувствие и желание поболтать, но рта больше не открывал.
И никто вокруг не открывал тоже.
Шум винтов неуловимо изменился — видимо, машина меняла положение винтов с тянущих на подъемные. Значит, они садились. Людских голосов вокруг было не слышно, только гул двигателей, но внутри все так же пахло сгоревшим топливом, людским потом, пылью и горячим агрессивным железом. Не похоже было, что они покинули город — тогда воняло бы дерьмом и разлагающейся органикой.
Его пнули под бок.
— Поднимай свои кости, везунчик.
Он медленно встал на колени — вслепую вряд ли получилось что-то большее. Его подхватили под руки с двух сторон — не из желания помочь, просто так получилось быстрее. Снаружи все так же витали пыльные и привычные вихри. Да, они все еще были в городе. Хорошо это или нет?
Додумать не получилось — через несколько минут волочения под руки он оказался, похоже, в помещении, звуки здесь распространялись совсем по-другому, от близких стен отражалось легкое эхо, под ногами щелкали плитки. Кафель?
Это ему совсем не понравилось — с кафеля легко смывается кровь, поэтому помещения им выкладывают только в очень специфических целях.
— Присаживайся. — голос обжег холодом. Его бросили на что-то вроде табурета — неустойчивое, деревянное и без спинки. Сдернули мешок с головы. — Но не забывай, что ты в гостях.
Комната была странной — без стен. То есть они, наверное, были, но терялись в подступающей тьме. А тьма наступала, клубилась, резала глаза лучами двух скрещенных на нем ярких ламп, чтобы прорасти за ними мутной черной тучей. Он чувствовал себя приколотой к стене бабочкой, которую изучают внимательные глаза коллекционера.
И Мику не было рядом.
— Куришь? — на человеке напротив был черный деловой костюм, белая рубашка, простые очки в темной прямоугольной оправе. Щетину на щеках можно было уже начинать считать легкой бородкой. Острые умные глаза за стеклами были бесстрастны.
Он казался обычным — именно казался, спохватился Доктор. Здесь не могло быть ничего обычного, все случившееся, начиная со встречи с той удивительной девушкой, было абсолютно ненормальным. А значит, это ловушка. Она уже сомкнулась на его перетянутых сандалиями ногах, но в ногах не было правды, и ими можно было в крайнем случае пожертвовать. В зыбучих песках отношений с бандитами и властями следовало сохранять непременную осторожность.
— Благодарю вас, нет, — вежливо сказал, он сглатывая кровь.
— Благодарить не за что, я ведь не предлагал тебе сигарету, — сказал человек в очках. — Кстати, можешь называть меня Хелайном.
Земля ушла у Доктора из-под ног.
— Что ты можешь сказать нам об этой девушке? — поинтересовался Хелайн, прикуривая. Плотный в ярком свете прожекторов дым тек тонкой струйкой к потолку. — Мику, кажется? Она журналистка, и что-то копала под Банкира-Прайм. Знаешь, что за такое делают в Кайше? Что ты вообще знаешь о ней?
— Ничего, — твердо сказал Доктор. — Мы познакомились пару часов назад и не говорили о ее работе. Но я убежден, что она ни в чем не виновна.
— Убежден, говоришь? Невиновна? — Хелайн нагнулся вперед, внимательно изучая его лицо. — Тогда ты, по всей вероятности, не будешь против, если я ее сначала трахну, а потом распишусь на ней, а?
— Нет нужды для насилия, — сказал Доктор. От ментального напряжения в голове словно жидкий металл разлился. Даже странно было, как он еще не потек из ушей. — Ничего еще не случилось, все еще живы, ни у кого нет никаких претензий. Мы можем разойтись мирно и навсегда забыть об этой ситуации.
Медленно тянулись секунды, жарко гудели чьи-то сгорающие души в аккумулирующих накопителях прожекторов.
— Ха! — воскликнул вдруг Хелайн и рассмеялся. — Ты, парень, по-настоящему хорош! На секунду я даже тебе поверил. Но, к сожалению, разойтись мы не можем. Уже не можем. Даже не рассматриваю такую возможность.
Он вытащил из-за стула громоздкую деревянную биту со вбитыми в широкую часть ржавыми гвоздями. Древнее оружие выглядело именно так, как ему и полагалось: кошмарно, грязно и мрачно.
— Что ж, похоже, от тебя сейчас мы больше ничего не услышим, — заключил он. — Сейчас ровно двадцать два часа двадцать минут. Значит, увидимся еще минут через пятнадцать, самое большее, а может, даже раньше, если сэкономишь где-нибудь время. А вот девчонке… ей я, пожалуй, сделаю все-таки предложение, от которого она не сможет отказаться. У меня есть возможность быть очень убедительным.
Звучно хлопнула закрывающаяся за ним дверь, дернув напоследок ясным желтоватым пламенем, потух один прожектор. Первое не было сознательным действием со стороны Доктора. Второе — было.