Говорящий от Имени Мертвых. Возвращение Эндера

Кард Орсон Скотт

– Да уж, мне как-то неловко презирать людей за совершенные ими ошибки, – кивнул он. – Я еще не нашел ни одного преступления, о котором не мог бы сказать: «Я совершал и похуже».

– Все эти годы ты в одиночку нес весь груз вины человечества.

– Да, но ничего мистического в этом нет, – отозвался он. – Мне всегда казалось, это что-то вроде каиновой печати. Почти нет друзей, зато и вреда никто причинить не может.

Площадка была очищена. Мандачува повернулся к свинксам, барабанящим по стволу, и что-то сказал на древесном языке. Ритм снова изменился, по стволу пробежала трещина. Человек выскользнул из отверстия, словно новорожденный из лона матери, и прошел на середину расчищенной площадки. Мандачува

и Листоед вручили ему по ножу. Принимая ножи, Человек обратился к братьям по-португальски, чтобы люди тоже поняли:

– Я объяснил Крикунье, что вы потеряли право на третью жизнь из-за страшного недоразумения, – Пипо и Либо не поняли вас. Она сказала, что, прежде чем пройдет полная рука дней, вы оба подниметесь к солнцу.

Листоед и Мандачува опустили рукоятки ножей, легко коснулись живота Человека и отступили к краю площадки.

Человек протянул Эндеру оба ножа, сделанных из тонкого дерева. Эндер не мог представить себе орудие, которым можно было бы так отполировать дерево, сделать нож таким острым и одновременно прочным. Но конечно же, никакой инструмент не касался этого ножа. Этих ножей. Они вышли острыми и завершенными из сердца живого дерева. Лучший подарок для брата, уходящего в свою третью, последнюю жизнь.

Одно дело – понимать умом, что Человек на самом деле не умрет. Другое – заставить себя поверить в это. Сначала Эндер просто не мог взять ножи. Вместо этого он взял Человека за запястья:

– Для тебя это вовсе не смерть. Но для меня… Я увидел тебя впервые только вчера, а сегодня я уже знаю, что ты мой брат, так твердо, как будто моим отцом тоже был Корнерой. И все же, когда поднимется солнце, я уже не смогу говорить с тобой. Для меня это смерть, Человек, чем бы это ни было для тебя.

– Приходи и сиди в моей тени, – ответил тот, – смотри на солнце сквозь мою листву, обопрись на мой ствол. И еще. Добавь к «Королеве Улья» и «Гегемону» еще одну историю. Так и назови ее – «История Человека». Расскажи всем людям, как я был зачат на ветвях дерева моего отца, как родился во мраке и питался плотью моей матери. Расскажи им, как я оставил за спиной темноту своей первой жизни и вступил в сумрак второй, чтобы учиться речи у жен, чтобы получать те чудесные знания, что принесли нам Либо, Миро, Кванда. Расскажи им, как в последние дни моей второй жизни мой брат прилетел с той стороны неба и как мы заключили договор и сделали людей и свинксов одним племенем. Не просто людьми и свинксами, а народом рамен. А потом мой брат открыл мне путь в третью жизнь, в царство света, чтобы я мог подняться к небу и дать жизнь десяткам тысяч детей, прежде чем умру.

– Я расскажу им, – кивнул Эндер.

– Тогда я воистину буду жить вечно.

Эндер взял ножи. Человек лег на землю.

– Ольяду, – приказала Новинья, – Квим. Идите к воротам. Эла, ты тоже.

– Я буду смотреть на это, мама, – ответила Эла. – Я ученый.

– Ты забыла, что такое мои глаза, – сказал Ольяду. – Я записываю все. И мы сможем показать людям, где бы они ни находились, что договор был заключен и подписан. И мы сможем показать свинксам, что Голос закрепил свою подпись на договоре согласно их обычаям.

– И я тоже никуда не пойду, – добавил Квим. – Даже Святая Дева стояла у подножия креста.

– Вы можете остаться, – тихо сказала Новинья. И осталась сама.

Рот Человека был набит капимом, но он почти не жевал его. Не двигал челюстями.

– Больше, – попросил Эндер. – Чтобы ты ничего не чувствовал.

– Это неправильно, – возразил ему Мандачува. – Это последние минуты его второй жизни. Хорошо нужно ощутить сейчас немного телесной боли, чтобы вспоминать об этом потом, в третьей жизни, за пределами всякой боли.

Мандачува и Листоед показали Эндеру, где и как нужно резать. Они сказали, что работать следует быстро, их руки тянулись к дымящемуся телу, чтобы помочь Эндеру разобраться, какой орган куда помещать. Руки Эндера двигались точно и уверенно, не дрожали, и, хотя он не мог поднять голову и даже на мгновение оторваться от работы, он чувствовал, что выше кровавой массы глаза Человека следят за ним, смотрят на него и наполнены благодарностью и любовью, и болью… и пустотой.

Это случилось под его руками, так быстро, что можно было увидеть, как Человек растет. Несколько крупных органов задрожали, из них в землю устремились корни, от одной части тела к другой мгновенно потянулись словно тонкие щупальца, глаза Человека расширились, и из позвоночника в небо взлетел росток, маленький, зеленый. Три листа, четыре…

И все остановилось. Тело свинкса было мертво. Последние его силы ушли на то, чтобы создать дерево, чьи корни тянулись теперь из позвоночника Человека. Эндер видел отростки и щупальца, соединяющие новое тело. Память, душа Человека перетекли теперь в клетки маленького саженца. Все свершилось. Началась его третья жизнь. И когда близким уже утром над холмами поднимется солнце, его листья в первый раз попробуют вкус света.

Остальные свинксы радовались, некоторые даже танцевали. Мандачува и Листоед вынули ножи из рук Эндера и вонзили в землю по обе стороны головы Человека. Эндер не мог заставить себя присоединиться к их празднику, к их радости. Он был весь покрыт свежей кровью, и запах ее заслонил все. Он пополз вверх по склону холма на четвереньках – прочь от тела, куда-нибудь, где он сможет не видеть его. Новинья пошла следом за ним. Все они были до предела вымотаны событиями, переживаниями, жестокой работой этой ночи. Никто ничего не говорил, никто не в силах был что-либо делать. Все просто попадали в густой капим. Лежали, положив голову друг на друга, пытались найти облегчение во сне, а свинксы продолжали свой танец, удаляясь вверх по склону, в лес, домой.

* * *

Босквинья и епископ Перегрино проснулись еще до восхода и вместе отправились к воротам – хотели видеть, как вернется из леса Голос. Они прождали там минут десять, пока не заметили какое-то движение, не на краю леса, а у самой ограды. Сонный мальчик опорожнял в кустах мочевой пузырь.

– Ольяду! – окликнула мэр.

Мальчик повернулся, заметил их, помахал рукой, потом торопливо застегнул штаны и отправился будить остальных, спавших в высокой траве. Босквинья и епископ открыли ворота и вышли им навстречу.

– Глупо, не правда ли? – сказала Босквинья. – Но именно теперь я поняла, что мы восстали по-настоящему. Когда мы с вами вышли за ограду.

– Почему они провели эту ночь на склоне? – поинтересовался епископ Перегрино. – Ворота были открыты, они могли спокойно отправиться домой.

Босквинья быстрым взглядом обвела приближающуюся группу. Кванда и Эла идут рука об руку, как и следует сестрам. Ольяду и Квим. Новинья. И – вот он где, да, Голос неподвижно сидит на земле. Новинья рядом с ним. Стоит положив руки ему на плечи. Все смотрят выжидающе, ничего не говорят. Наконец Голос поднял голову:

– Мы заключили договор. Хороший договор.

Новинья протянула им что-то завернутое в листья:

– Они записали все. Вы должны подписать.

Босквинья взяла у нее пакет.

– Все файлы восстановлены еще до полуночи, – сказала она. – Причем не только те, что мы успели спасти, отправив в качестве посланий. Кем бы ни был ваш друг, Голос, он здорово работает.

– Это она, – ответил Эндер. – Ее зовут Джейн.

Теперь епископ и Босквинья наконец увидели то, что лежало на небольшой, расчищенной от травы площадке, чуть ниже по склону. Теперь они поняли, что значат темные полосы на руках Голоса, темные пятна – брызги – на его лице.