Говорящий тайник
Шрифт:
– Будем ехать?
– В госпиталь МВД, – подсказал я. – Вы знаете, где он находится?
– А то!
В госпиталь нас пропустили без звука – видно, папа успел предупредить охрану. А когда мы поднимались на второй этаж, я подумал, знаете, о чем? Откуда дяде Федору так хорошо известен этот госпиталь?
Дядю Леву мы застали в холле. Он сидел с каким-то дядькой на диване и играл с ним в шахматы.
– Какие бравые ребята, – сказал про нас его партнер.
– Дети Шерлока Холмса, – гордо ответил
– Так у него ж вроде…
– Это у них оперативный псевдоним, – улыбнулся дядя Лева, складывая шахматы в коробку. – Полковника Оболенского ребята.
– Да ты что! Я ж с ним в одном управлении служил. Хваткий был опер. А сейчас он где?
– По Интерполу.
– Годится! Он головой уже тогда здорово работал. Аналитик!
Нам было так приятно услышать о папе эти добрые слова, что мы тут же высыпали на столик все плюшки.
– Ого! Славно! Ну-ка, Лева, постереги их, чтоб не убегли, а я за кипяточком сбегаю, чаек заварю.
Правда, Алешка не понял, что такое аналитик, а я – кого надо постеречь: нас или плюшки?
Алешка начал разговор, как и положено, со здоровья.
– А что мне сделается! – бодро отозвался дядя Лева. – Таблетка какая-то, не нож, не пуля.
– И откуда она взялась? – Алешка артистично развел руки.
– Вот и я думаю. Никуда не отлучался, термос никому не давал… Постой-ка! Вот вспомнил, как дело-то было. Захотелось чаек заварить, а ведь от поста не отойти. Тут как раз шустрый паренек подвернулся, кажется, Лех, с твоего класса. – Дядя Лева помолчал, припоминая: – Не хотелось мне его просить – озорник он не по-доброму, малышей обижает. Я его раза два журил. Однако попросил его сбегать, позвать кого-нибудь из старших ребят заместо меня на вахте посидеть, пока я за чайком управлюсь. – Он опять призадумался. – Вот-вот… А он и говорит: что ж, говорит, кого-то звать, давайте ваш термос, я схожу в буфет. Оно мне даже удобнее глянулось – пост не оставлю. Сыпанул я в термос заварки, травки мятной добавил и отдал ему.
Алешка так нахмурился, что я даже его пожалел. Но он почему-то ничего не сказал. Наверное, потому, что как раз вернулся шахматный партнер с чайником. И с мандаринами. И с шоколадами.
– Батя-то ваш что поделывает? – спросил партнер.
– Тоже чай пьет. В Берлине.
– В Берлине все больше пиво пьют, – сказал дядя Лева.
– А во Франции – кофе, – я тоже не отстал.
– И в Париже, – упрямо сказал Алешка.
Вот и поговорили.
Когда мы сели в машину, я спросил дядю Федора, откуда он знает этот госпиталь?
– А я тут лечился, – ответил он.
– От чего? – спросил Алешка.
– От скарлатины, – улыбнулся дядя Федор.
И тут до меня дошло – вот почему папа спокойно отпускает нас на всякие дела с дядей Федором.
А Лешка всю обратную дорогу был мрачен, как зимняя туча. Которая еще не решила: дождем пролиться или снегом завалить.
А дома нас ждал маленький сюрприз.
– Тебя товарищ дожидается, – как-то странно сказала мама Алешке.
– Маринка, что ли?
– Не очень, – сказала мама. – Скорее, наоборот.
– Диакеза! – догадался Лешка. – Ну, сейчас будет!
Диакеза смирно сидел на тахте, уложив руки на колени. Когда Алешка влетел в комнату, он встал и, опустив голову, внятным шепотом сказал:
– Леха, это я натворил. Случайно.
Алешка притормозил, но кулаки не разжал. Я его ни разу таким злым не видел. И на всякий случай ухватил за воротник.
– Ты дурак, Диакеза? – выкрикнул Алешка.
Диакеза вскинул голову, глаза его блеснули – то ли слезками, то ли злостью.
– Вот! Опять! Диакеза! А у меня имя есть! И никто его не помнит!
Он замолчал, и долго было тихо.
– Сам виноват, – наконец проговорил Алешка. Правда, не очень уверенно.
А я подумал: бывает так, что мы к чему-нибудь привыкаем и думаем, что так всегда было и так и должно быть. А потом вдруг что-то случается и видно, что это было неправильно. И даже жестоко. А мы этого не замечали и проходили мимо человека, который рад бы стать с тобой рядом, но не решается: возьмут и опять прогонят. Да еще и посмеются.
– Вам хорошо, – сказал Диакеза. То есть Шурик. – Вы все вместе. А я всегда один.
– У тебя родители есть, – буркнул Алешка.
– А друзей нет. С одними родителями не проживешь.
А он неглупый парень, подумал я. А может, и неплохой.
– Зачем ты это сделал? – спросил Алешка. – Кто тебя научил?
Было видно, как трудно Диакезе… то есть Шурику признаваться. Но было видно и то, что он решился и не отступит. Я даже его зауважал, когда подумал, как это непросто.
– Я отомстить хотел.
– За что? – с великим удивлением спросили мы с Алешкой в один голос.
– Дим, – вдруг сказал Шурик, – ты Лешку-то отпусти, что ты в него вцепился.
Мне это тоже понравилось. Сам в таком положении, а о своем враге подумал.
– Этот дядя Лева… он, конечно, хороший. Но вредный. Все время учит. Замечания делает. И почему-то всегда при Маринке. Достал, в натуре.
Ага, тут еще и безответная любовь.
– Я папе пожаловался. А он говорит: «Никогда никому обиды не прощай! Тогда тебя будут уважать и бояться». Бояться – это мне не надо. А вот чтобы уважали, этого хочется.
– Дальше, – сказал Алешка. Хотя он все уже знал. Почти все.
– «Ты этому дураку, – сказал папа, – что-нибудь устрой. Чтобы он понял, что обижать тебя нельзя». Он мне и подсказал: «Ты говоришь, этот Лева чай на вахте пьет? Вот и славно. Брось ему в стакан таблетку слабительную. Вот он и забегает в туалет. А директор его уволит». Мне это очень понравилось. Только я не знал, что папа таблетки перепутал. И дал мне не слабительную, а сонную.
– Ничего твой папа не перепутал, – сказал Алешка. – Он тебе дал таблетку, чтобы дядя Лева потерял сознание на посту.