Говорящий тюльпан

Волчек Дмитрий Борисович

VII

о всё бессмысленней и ненадежней вязь! дремотный прозвенел звоночек и вот сердечко простучало так изогнулось зарыдало «не проза — сок» «не грудь — овраг» «не мышцы — мыло» еще девица подошла и в унисон пропричитала психея бьется на трибуне вот запрокинутый графин под свастикой любезной бьется калейдоскоп не разберется все растекается ушло по черной трубке водостока гиперборейское весло гиперболическое око сигналы ветхих городов переговоры поездов «не та змея что кроет землю а та что впаяна в гранит и вот: насмешливая старость стучит условленною дробью гудком

фабричным голосит висит цыганка на цепи по полотну каратель мчится и парус крутится над тучей но неуклюжий пар могучий вотще извергнутый впотьмах тишающий разгонит прах» девица вскрикнула вбежали десятки золоченых тел и выстроившись закричали: «мы веселились танцевали ты ж бубенцы срезать велел сорвать уздечки вылить чай ванильную разрезать булку» наперерез по переулку наставник шествует с клюкой но время зачинает бой и сонмы нежеланных дев скупой приветствуют посев

VIII

совсем простым как трилобит иголка кактуса в пустыне тарантула разъятый хвост две ноты скачущие в сердце ми-соль! ми-соль! не повинуется штурвал он в полутьме гризетку миновал потрогай душечка как встал какой он теплый и опрятный на шее черный след на скулах пятна «мы до сих пор одним стремленьем живы крепить приливы и отливы поэзии — глухое мастерство тебя качнет но высушишь его упрячешь в медальон двурогий» горит опустошенная луна отравленная кровь струится орлица с женскими плечами прислушивается на скале что там за стоны хрипы и зевки сверкает девственная влага на пажитях срастается туман привычный час в нагорьях карабаха

IX

была смертельная весна мы гуляли в зеленых плащах миша миша сколько лет посещает нас вампир мы бледнеем и бледнеем иссякает наша кровь царская гусарская дорогая кровь миша миша это дьявол рано утром полетел и подбитым вороненком через форточку на стол это ведьмы миша миша нас сетями оплели тесные зеленые из крапивы шиты зубом нетопырьим миша миша там пожар что пылает? карабах карабах пылает миша вот и чаща все горит не провалимся в болото не утонем мы в заливе нет и нет в горючей чаще пусть завалит нас стволами пусть навеки погребет превратимся миша в уголь превратимся миша в нефть

Х

карету кадмием сын нагрузил лениво неведомую плетью пригрозив но падчерица к жатве притерпелась и удочка с гудящим поплавком переметнулась в левую долину викентий сахар карабах опора но кто еще перегрызет колечко попробует судью остановить в горящую перескочить карету?

XI

мы погружались глубже тяжелей в бездонную классическую воду почти желе но вероятно был и кислород не зная что такое боже что они глаза неясные открыли произнесли какую-то цитату — из саути про черта что увез беспечную старушку — так выросла полифония в новосибирске проживал красавец но вот его машина раздавила но вот его машина раздавила и он проник под лед и он проник под лед и там увидел там 1986-91

«кочан

зайчонок ест»

«кочан зайчонок ест» на полунощном пире там магниевый днепрогэс луна в гвадалквивире там баба сеяла овес в пучине маскарада пустили поезд под откос под грохот канонады «откройся маска» — «не скажу волшебного словечка» проходит заяц по ножу к скрипучему крылечку и видит серый: нет крыльца лишь степь без краю и конца 1990

«три года прошло…»

три года прошло или может четыре три с половиной нет уже ни стола того ни кровати ни торшера поддельная бронза шелковый шар они так хотели друг друга умерли разошлись спой песню солдат о полночной казарме шепоты шорохи смех фыркнула спичка погасла сладко спать в мускулистых объятьях пока не сыграли побудку стой у фасада смотри проходят фарцовщики панки мать из липецка к сёме меерзону приехала клюква в лукошке чем дальше в лес сворачивается ветшает зрение куда зачем зачем куда предъявите пропуск вот там в полумраке распахнута на подушке освежеванная ядовитая книга николая гоголя? джона апдайка? ихара сайкаку? нет ничего не вижу 1987

«то льдины колкий луч то исповедь танцора…»

то льдины колкий луч то исповедь танцора не скоро двинется покатится не скоро семейный поплавок держи его держи тут дрогнули ножи несчастье строгое неверностью пленяет все вышито вовек не полиняет а сборки вытачки ужо не снизойдут до чтения минут томительный мотив ему приснился косо в могилу утлую скользят скользят колеса мольбы молитвы костыли ничуть не помогли 1987

«там нет свободных мест и пассажир выходит…»

там нет свободных мест и пассажир выходит сжимая ствол в руке велосипедный шквал пизда пизда смятенье душу сводит он здесь бывал он здесь бывал еще младенцем хладным цвела вокруг летейская волна и наплывала облаком отрадным весна и тонкой ветошной промозглой колыбелью ему покажется несносный сквер где сорок лет назад грачи свистели на греческий манер 1987

«текут часы и крякает скворец…»

текут часы и крякает скворец молчи пустынник — где твоя обнова? не радует расчерченное слово оброс литотами мертвец наутро вновь загомонит трава тревожное разлезется заклятье петух овраг изношенное платье се гобелена сытая канва так поезд под откос шаги страстей невнятны за речкой молодуха голосит погиб ребеночек и тень его висит зеленые разбрызгивая пятна 1986

«теперь о листьях…»

и. с.

теперь о листьях листья волнуются раз одурманенный водкой снотворным «говорила вместе нельзя принимать что же» залезли на крышу собрание злых бесед прах из котомки фрейдиста куда ты любишь кончать? в тебя — отвечает теперь о шахматах мы словно пешки кавафис писал доклад для съезда получилась поэма «бледный огонь» спишь будто и не со мною будто бы видишь другую другого беса за энным плечом 1987