Грабитель с детским зонтиком
Шрифт:
Одежда как одежда. Да, не последний писк моды, да, не было в ней какого-то лоска и шарма, но она нравилась Феликсу. Москвичи были одеты иначе: стильно, со вкусом, необычно. Николая от москвича отличали разве что черты лица и акцент.
В ванной комнате Любаши было множество разнообразных тюбиков и пузырьков. Феликс обратил внимание на флакон духов под названием «Опиум» от знаменитого Ива Сен-Лорана.
– А я Маше даже «Рицу» подарить не могу… – прошептал Феликс, открывая кран с горячей водой.
Люба проснулась после двухчасовой сиесты в огромной кровати, в которую уже успел вернуться Николай. Он лежал, закинув руки за голову, и смотрел в потолок.
– Проснулась, красавица? – обратился он к Любаше. – Завтра прошвырнемся по городу, покуражимся, шмоток тебе купим, поужинать заедем куда-то.
Голова у девушки была забита лишь одним – ее любимым мужчиной, которого, как она думала, ей послал сам Бог.
***
21. Обновка. ГУМ, г. Москва, 17 мая
На следующий день перед поездкой в ресторан «Прага», который нравился Николаю своим вкуснейшим «Столичным» салатом, свежими помидорами и огурцами в любое время года, курочкой с хрустящей корочкой и, конечно же, алкоголем, – машина остановилась у Государственного универсального магазина.
Люба сначала ринулась к платьям.
– Это, – продавщица поднесла длинное приталенное платье с анималистическим узором, – очень интересная модель. Напоминает Африку, сафари, пески… Ваш размер.
– Бал в Африке! – вскрикнула девушка. – Оно великолепно! Хочу!
Феликс же остановился на костюме-тройке, состоящем из идеально черных брюк и пиджака с контрастной белой шелковой рубашкой.
Николай охотно потратил деньги на одежду, обувь и аксессуары для брата и своей женщины. «Чего мелочиться, скупиться, жалеть? Жизнь – одна!»
Продавцы смотрели на трио с изумлением.
Люба вышла из магазина, прижимаясь к Николаю. Феликс светился от счастья: он уже забыл, как несколько дней назад работал обычным дворником в Ленинакане. Они вернулись домой и быстро переоделись в новую красивую одежду. Очередное такси помчало их на этот раз в ресторан.
Тот поразил Феликса своей роскошью. Ранее поход в такое место казался ему чем-то невозможным, нереальным. Огромный красивый зал, в котором смешались запахи топленого молока, мороженого, мяса и горячих супов, восхищал парня. На столах посетителей виднелись белоснежные тарелки, наполненные дорогими блюдами, украшенными розочками, вырезанными из моркови, огурцов, свеклы… В хрустальных бокалах пузырилось шампанское.
– Я хочу паштет! – закапризничала Люба. – Феликс, ты просто обязан попробовать их мясо на кости и торт-мороженое!
Феликс оглянулся по сторонам. Вокруг было много людей – дорого и красиво одетых. Дамы в длинных платьях и блестящих украшениях, стоимостью с три его зарплаты, сидели за столиками и теребили свои локоны, накручивали их на палец, смеялись, флиртовали со своими (кто знает, может, и чужими женатыми) кавалерами; интеллигенция обсуждала последние события, рынки ценных бумаг, валюту…
– Просто ужасная духота! Вот мы с Володей отдыхали в Болгарии… – послышалось за соседним столиком.
– И часто ты здесь бываешь? – Феликс задал вопрос Николаю, на что тот ответил:
– Иногда заглядываем сюда с Любочкой, братик. Ей здесь паштет нравится, а мне…
– А тебе тут нравится всё! – вклинилась в разговор Люба, громко засмеявшись. – А давайте выпьем за то, чтобы нам в этой жизни всё и всегда нравилось! – в руках девушки оказался бокал с игристым.
– И чтобы у нас было больше поводов и возможностей ужинать в этом ресторане! – подхватил Феликс.
Застолье набирало обороты.
***
22. Разлука дело временное. Дом Феликса, г. Ленинакан, 17 мая
– Мама! – услышала Маша сквозь сон. – Мамочка, проснись! Мы хотим кушать!
На часах было 20:30.
Эти два дня оказались сумасшедшими для Маши: быт затянул ее, вымотал. Без Феликса ей было тяжело. На минуту она присела на кровать и не заметила, как уснула. Благо разбудили девочки.
– Мамочка, а когда папа приедет?
– Скоро, Тамарочка, скоро… Папа наш трудится, денежку зарабатывает.
В глубине души Маша люто тосковала по мужу: еще ни разу в жизни он не уезжал от нее так далеко. Нервничала, но дочерям этого не показывала. Боялась, что муж встретит в Москве другую женщину, изменит, забудет о ней, о девочках. Больше всего тревожилась о том, что Феликс вернется в Ленинакан чужим человеком.
«Нет, он другой. Мой Феликс не такой…»
Один день для Маши стал как три осени. Длинный. Грустный. Странный. Провела его то на кухне, то за уборкой, то около дома на огороде, то обнимая девочек. Прижимала их к своей груди как самое дорогое – смысл ее жизни, продолжение их любви с Феликсом.
– Ты грустишь, мамочка? – маленькая Тамара присела на табуретку с ложкой в руке. В классе ее успели прозвать «почемучкой» за любознательность и расспросы. На этот раз она «пытала» маму.
– Нет, доченька, с чего ты взяла?
– Ну как же, мамочка? Смотри, папа уехал?
– Да.
– Ты скучаешь по нему?
– Очень.
– Нельзя скучать за папой и при этом быть веселой! – Тамара ударила ложкой по столу. – Значит, мамочка, ты грустишь.
– Тебе в милиции нужно работать, чудик ты мой… – Маша улыбнулась и поцеловала Тамару. – Дай мне тарелочку, доченька.
Маша держалась. Пережила тяжелые роды – перенесет и временную разлуку с мужем. «Это же не навсегда! Нужно просто потерпеть! Выкарабкаемся! Разлука – дело временное!» – успокаивала себя женщина.
– Мама! Поможешь нам с домашней работой? – спросила Зара.
– Конечно, моя девочка.
И как ей это удавалось? Забываться в детях. Какими бы ни были дни: веселыми или грустными, ясными или хмурыми, сытыми или голодными – всегда она находила счастье в семье, в дочерях, но боялась, что отвергнутый жених не даст ей теперь покоя.