Грабители морей
Шрифт:
– Ладно же! Я вас потешу! – сказал богатырь и, схватив пленника, потащил его по лестнице на верх башни.
Выйдя на террасу, он крикнул оттуда нападающим:
– Эй, вы! Псы голодные! Вот вам ваш товарищ! Нате, берите его!
И, одной рукой покрутив несчастного пленника у себя над головою, богатырь со всего размаха бросил его с башни на землю.
Раздался ужасный крик, – и бандит распластался у ног своих товарищей! Брошен он был с такой силой, что упал шагах в двадцати от башни…
Ничто так не поражает людей, как примеры неслыханной физической силы. Бешеная стая разбойников опешила и стояла с минуту неподвижно
Богатырь между тем стоял на верху башни, и высокая его фигура сквозь утренний туман казалась еще выше. Он представлялся каким-то легендарным великаном старинных норвежских баллад.
Но вот бандиты опомнились от испуга и с новыми яростными криками бросились собирать валежник, чтобы исполнить свое намерение насчет костра.
– Дверь сделана из очень старого и крепкого дерева, – сказал Грундвиг Гуттору, когда тот сошел вниз, – она будет гореть медленно, как ртуть.
– Ладно! Мы им еще покажем!.. Посмотрим, как-то они сюда войдут!
Он сходил в погреб, где хранились огромные поленья для огромных средневековых каминов башни, выбрал одно из них – оглоблю футов в десять длиною – и приладил к нему огромный топор. Вооружась этим грозным оружием, он встал у двери, готовый уложить одним ударом всякого, кто войдет в дверь.
Увидав это, Надод невольно почувствовал ужас. Великан в два-три приема мог искрошить таким образом половину нападающих.
Снаружи послышались радостные крики: бандиты устроили костер, зажгли его, и огненные языки уже начали облизывать массивную дверь.
Прошло десять минут. Дверь, разумеется, в конце концов должна была загореться.
Вдруг словно само небо послало помощь осажденным: собиравшиеся всю ночь тучи пролились на землю сильнейшим ливнем – и в несколько минут костер бандитов был залит до последнего уголька.
XXV
Ингольф с неописуемым волнением услыхал, как удалились солдаты, пораженные исчезновением узника. Совершилось невероятное чудо: он был спасен в тот самый момент, когда жизнь его висела на волоске.
Из оцепенения вывел Ингольфа голос того самого человека, который его спас.
– Идите за мной, – сказал тот голос так тихо, что Ингольф едва-едва расслышал. – Вам больше нечего бояться.
Капитан однако вздрогнул, почувствовав прикосновение костлявой, тощей руки, точно у скелета. Незнакомец взял его за руку и повел по узкой лестнице, устроенной в толще стены и ведшей в нижний этаж, где находились комнаты пропавшего Магнуса Биорна.
Перед тем, как начать спускаться, незнакомец вдруг, словно уступая обуявшему его чувству любопытства, приподнял небольшой фонарик и осветил им лицо Ингольфа. Внимательно поглядев на черты молодого капитана, таинственный незнакомец как будто взволновался, и Ингольф услыхал, как он бормочет, тяжело шагая вниз по лестнице:
– Да, это так. Грундвиг правду сказал. Вылитая герцогиня Матильда в молодости… И как это Гаральд не узнал его?
Помолчав немного, старик продолжал, размахивая ключом:
– Гаральд! И я тоже хорош: чего захотел от него!.. Гаральд только занят Олафом и Эдмундом… Его накажет Бог за то, что он покинул своего брата. За себя я его прощаю… мне уж так немного осталось жить!
Успокоившийся Ингольф
Входя в комнату, в которую вела упомянутая нами потайная лестница, столетний старик сказал Ингольфу:
– Здесь вы в совершенной безопасности, и вас никто не потревожит.
И он задвинул панель, которая маскировала проход.
Ингольф остановился, изумленный роскошною обстановкой комнаты. По стенам тянулись восточные диваны, крытые дамасским штофом; стены и потолок были обиты тисненою кожей; чудесный паркет был покрыт толстым ковром, с потолка, на серебряной цепи, спускалась огромная лампа из розового богемского хрусталя. По одной стене шли громадные книжные шкафы красного дерева, наполненные книгами совершенно одинакового формата и в одинаковых переплетах. На корешке каждой значился год ее издания. Ингольф заметил, что тут были все года от 1130 до 1776.
Оглянув комнату, Ингольф поклонился старику, который для него оставался загадкой.
– Кто бы вы ни были, – сказал он, – но вы спасли меня, хотя меня и не знаете. Благодарю вас от всей души. Если мне представится случай доказать вам свою признательность, то я…
– Я вас не знаю? – перебил старик своим замогильным голосом, от которого невольно пронимала дрожь. – Я вас не знаю!.. Как вы можете знать, знаю я вас или нет?
– Так неужели же вы знаете меня? – изумился Ингольф.
– Как же мне его не знать! – пробормотал старик, не давая прямого ответа. – Мне ли его не знать, когда он при мне родился!
Ингольф подумал, что его собеседник давным-давно впал в детство.
– Кто же я такой, по-вашему? – спросил он с ласковой улыбкой.
– Твое теперешнее имя я забыл, хотя Грундвиг и сказал мне его, – отвечал старик. – Вообще на все настоящее память у меня крайне туга. Но и не мудрено: ведь я все равно что законченная книга, в которой нельзя уже больше прибавить ни одной страницы. Но я знаю, что при рождении ты получил имя и титул Фредерика Биорна, принца Розольфского, так как старшие сыновья герцогов – принцы.
Ингольф невольно улыбнулся. Ему стало жаль старика.
– Стало быть, отец хотел повесить собственного сына, – сказал он, – и вы спасли герцога от такого страшного преступления?
Старик понял намек.
– Ты тоже принимаешь меня за сумасшедшего или, по крайней мере, за выжившего из ума… Не отнекивайся, не оправдывайся: я на тебя нисколько не сержусь… Где ж тебе знать?
Эти слова, сказанные с такой уверенностью, произвели на Ингольфа сильное впечатление. В самом деле, они нисколько не были похожи на болтовню безумного.