Грабители морей

Жаколио Луи

Надод повернул немного вправо.

Гуттор и Грундвиг отошли шагов на сто, чтобы Надод не увидал мертвецов, а также для того, чтобы быть подальше от корабля.

– Есть у тебя чем связать и заткнуть ему рот? – спросил шепотом Гуттор.

– Держу в руках и то, и другое.

– Ладно, предоставь сделать первое нападение мне, так как он, вероятно, силен: он и пятнадцатилетним мальчишкой был уже силач порядочный. Если будет можно, я схвачу его сзади, а ты тем временем поскорее заткни ему рот.

– Хорошо… Но тс!.. Молчи!..

Надод подходил, приговаривая тихонько: «гм!.. гм!..» Грундвиг отвечал тем же. В темноте неясно

обрисовывалась коренастая фигура бандита, и Грундвиг с Гуттором разом почувствовали, что противник будет у них серьезный.

Гуттор торопливо шепнул своему товарищу:

– Смотри же, не суйся, а то ты мне только помешаешь.

В открытой борьбе богатырь справился бы, конечно, с Надодом в десять секунд, но тут дело шло не о том, чтобы убить Надода, а о том, чтобы взять его живым и, в то же время, помешать ему крикнуть. Тут, стало быть, нужна была не только сила, но и ловкость, даже главное – ловкость.

Гуттор присел на траву, а Грундвиг отошел шагов на двенадцать, чтобы Надод прошел мимо Гуттора.

Бандит шел уверенно. Между тем малейший случай мог все погубить. Предшествующий день был очень жаркий, и теперь на небе по временам вспыхивали зарницы. Как раз тогда, когда бандит проходил мимо Гуттора, вспыхнула особенно яркая зарница. К счастью, бандит не приготовился к этому и не успел ничего заметить. Впрочем, он смутно разглядел перед собою человека.

– Это ты, Торнвальд? – спросил он. – А где же твой товарищ?

Необходимо было отвечать – иначе у негодяя непременно явилось бы подозрение. Но что, если он вдруг услышит не тот голос, которого ожидает?

Однако Грундвиг все-таки решился ответить.

– Он спит в траве, – отвечал он шепотом и так тихо, что Надод едва расслышал.

– Этакий лентяй!.. Но ты можешь говорить громче, мы ничем…

Он не договорил.

Грундвиг кашлянул. Это был сигнал. Гуттор, уже стоявший сзади бандита, вдруг обхватил его руками и сдавил ему грудь так, что у него захватило дух. Нападение было так внезапно, что негодяй, считавший себя в полной безопасности, от изумления открыл рот и поперхнулся недоговоренной фразой, которая осталась у него в горле.

Одним прыжком Грундвиг подскочил к нему и воткнул ему в рот затычку.

– Поторапливайся, – сказал товарищу богатырь своим ровным, спокойным голосом, – а то этот негодяй колотит меня по ногам каблуками… Но если он надеется вырваться…

– Не бойся, он сейчас успокоится, – отвечал Грундвиг и, обратясь к бандиту, продолжал: – Слушай, Над, злодей и убийца, я – Грундвиг, а держит тебя в своих руках Гуттор, одним ударом кулака убивающий буйвола. Ты не забыл ведь нас, разумеется?.. Ну, так знай, что если ты будешь барахтаться, то я задушу тебя, как пса.

Надод вздрогнул всеми членами, услыхав эти два имени, вызывавшие в нем самые ужасные воспоминания.

Он знал, что Гуттор и Грундвиг ничего на свете не признавали, кроме Биорнов и всего до них относящегося. Добродетель, мужество, честность, великодушие имели в их глазах цену лишь в том случае, если относились к Биорнам. Что такое честь?.. Честь рода Биорнов. Если ее задевали, то у Грундвига и Гуттора пропадала всякая жалость к людям. Двадцать лет тому назад они превратили в безобразный кусок мяса того, кто был виновником пропажи мальчика из рода герцогов Норрландских, и теперь этот виновник снова попал к ним в руки. Он собирался им мстить, а сам – в их власти!.. Надод видел, что

теперь ему приходится отказаться от всех своих надежд и даже расстаться с собственной жизнью…

– Ну, теперь поведем его в башню Сигурда, – сказал Грундвиг, заранее составивший себе план.

– Сейчас, только дай мне убрать эти два трупа, – ответил Гуттор.

Он вернулся к тому месту, где лежали мертвые Торнвальд и Трумп, взвалил разом оба трупа себе на плечи, подошел к самому краю берега фиорда и бросил их в бездну, которая раскрылась и поглотила их навсегда.

XXII

Башня Сигурда. – Надод покоряется необходимости. – Гленноор убит.

– Ну, друг мой, Над, – сказал Грундвиг своему пленнику, оставшись с ним наедине, – ты, стало быть, не выдержал и явился еще раз взглянуть на Розольфсе, на родные места, на старых друзей. Ты обещал вернуться – и вернулся; обещание свое ты держишь свято, Над; это хорошо. Я уверен, что ты останешься доволен приемом, который мы тебе окажем. Неужели ты думаешь, что о тебе забыли и что счет с тобой покончен, после того, как тебя наказали? Напрасно. Ведь герцогиня после пропажи сына истаяла от горя, как свеча, и умерла; за ее смерть еще не отомщено. Даже если б ты не явился в Розольфсе, за тобой все-таки оставался бы неуплаченный должок… Узнай же, дружок, чтобы уж не лгать без нужды, когда мы будем тебя спрашивать, – узнай, что мы проведали про все твои намерения. Люди, которым ты поручаешь свои дела, слишком болтают между собой. Двое из них уже поплатились жизнью: Гуттор пошел бросить в море их трупы. Слушай теперь, что я тебе скажу, и обдумай все это на досуге, покуда мы ведем тебя в Сигурдову башню, знакомую тебе так же хорошо, как нам. Я думаю, ты в настоящую минуту не дорого дашь за свою жизнь? Так знай, что единственное средство спасти ее и получить свободу – это чистосердечно во всем признаться. Мало того: тебе можно будет даже некоторое вознаграждение дать, чтобы ты впоследствии мог честно жить на обеспеченные средства, если только честная жизнь совместима с твоей испорченностью. Если ты скажешь нам всю правду, то клянусь тебе, что все это будет сделано для тебя; если же ты солжешь, тогда не прогневайся: тебе не жить… Итак, твоя судьба в твоих собственных руках.

При первых словах Грундвига бандит вздрогнул. Итак, ему оставалась еще надежда на спасение жизни, а стало быть и на сохранение возможности отомстить. Он в эту минуту с радостью отдал бы свою жизнь за то, чтобы хотя бы в продолжение десяти минут иметь в своих руках Гуттора, Грундвига, Гаральда и его сыновей.

По мере того как норрландец развивал свои мысли, Надодом овладевала сильнейшая радость. В его изобретательном на все злое уме быстро составился новый план, и, когда Грундвиг кончил свою речь, бандит сказал сам себе:

«Ну, стало быть, еще не все потеряно… Напротив… Не пройдет и трех дней, как они меня самого станут умолять на коленях о пощаде.»

Гуттор возвратился, насвистывая какую-то веселую песенку, словно сделал самое обыкновенное дело. Он уже собирался взвалить Надода на плечи и нести, но Грундвиг заметил ему:

– Может быть, он согласится идти сам?..

– О! Для меня все равно, – сказал богатырь.

Надода спросили. Он кивнул головой, давая знать, что согласен идти беспрекословно. Ему развязали ноги, но руки оставили связанными ремнем.