Грабли

Шен Л. Дж.

А также:

"Черт возьми, я люблю тебя".

Проносясь молнией через районы, небоскребы и чужие жизни, я размышлял над тем, что сказала мне Луиза перед тем, как я покинул ее.

Это была правда, что Белль не любила меня.

В конце концов, она взяла чек.

Но я любил ее, и, возможно, этого было достаточно.

33

Бель

Пятнадцать лет.

Я целую шестнадцать.

И это единственное, что я целую.

Моя жизнь блаженно, отвратительно скучна.

Я не хожу на свидания. Я не общаюсь ни с кем,

кроме моей сестры, Сейлор и Росса, но я говорю о многом, и я уверена, что показываю всему миру, что с Эммабель Пенроуз все в порядке. Что я непобедимая, счастливая девушка.

А иногда, в хорошие дни, я даже могу на мгновение-другое поверить в собственную чушь.

У тренера Локена, однако, дела обстоят не лучшим образом.

Его жена, Бренда, снова беременна, хотя маленькому Стивену чуть больше года. Это само по себе не является плохой новостью для взрослых.

Но то, что у него роман с одной из учительниц, - это да.

Мисс Парнелл - моя двадцатидвухлетняя учительница на замену и его новая подружка.

О разборке у главных ворот на прошлой неделе ходили легенды. Даже я не мог удержаться от того, чтобы не взволноваться.

Бренда подъехала к обочине, маленький Стивен все еще дремал на заднем сиденье. Она загнала милую мисс Парнелл в угол, отхлестав ее на глазах у всей школы. У бедной мисс Парнелл не было ни единого шанса. Она просто начала плакать. Ее рыдания становились все сильнее и громче, когда Бренда закричала: "Ты знаешь, что я снова залетела от него? Ты знала? А он сказал тебе, что мы расстались, когда я была беременна Стиви? Потому что этот кусок дерьма, подонок, отправил меня к маме, сказав, что ему нужно провести дезинфекцию дома перед рождением ребенка. Он ездил в Джерси каждые чертовы выходные, чтобы получить немного этой задницы".

Ух ты. Бренда была совсем не той милой женщиной, которую я видел на фотографии с помолвки. Тем не менее, мне стало легче, легче от того, что я собиралась сделать с тренером Локеном. Я не простил и не забыл. Я просто тянул время, откладывая в календаре все новые недели и месяцы, чтобы, когда придет время, я не оказался под подозрением.

Сейчас я иду домой из школы, чувствуя себя немного лучше в жизни. Во-первых, после той разборки Локена выгнали, и он больше не работает в моей школе, и это здорово. С другой стороны, два моих последних занятия отменили, так что я с утра пораньше отправляюсь в школу, чтобы после обеда поесть жареных равиоли в панировке (замороженные равиоли из "Трейдер Джо") и посмотреть повтор "Рикки Лейк". Или, как некоторые любят это называть: рай.

Перси вернется домой только через два часа, папа на работе (как всегда?), а мама наконец-то согласилась пойти на терапию и разобраться со своими темными чарами, поэтому она уже на другом конце города и вернется только к вечеру.

Я отпираю входную дверь в нашу квартиру, счастливая от осознания того, что тренер Локен несчастен, где бы он ни находился сейчас в этом мире. Я снимаю кроссовки, сбрасываю рюкзак с плеч у двери и босиком прохожу через гостиную. С равиоли я разберусь через секунду. Сначала я пойду в туалет. Я все еще ненавижу ходить в ванную, чтобы пописать. Как будто у меня посттравматический стресс и я жду, что у меня снова случится выкидыш, хотя я знаю, что не беременна. Но как бы ни проходило время... как бы ни казалась моя жизнь поворотливой... Я не могу не ненавидеть Локена за то, что он сделал со мной. За то, что он сделал с моим телом. В моем сознании это произошло

из-за того, как он взял меня. Это было так жестоко, так неистово... Я уверена, что он причинил какой-то ущерб.

Я прохожу мимо спальни родителей и замечаю, что дверь приоткрыта. Не удивительно, учитывая, что в доме всегда беспорядок, и у нас нет политики закрытых или открытых дверей. Я прохожу мимо нее, когда слышу тихий стон, который заставляет меня остановиться на месте.

Вот дерьмо. Они здесь.

Они здесь и занимаются сексом.

Это хуже, чем я думала. Их любовь не знает границ. Кто-нибудь, убейте меня.

Я поворачиваюсь, намереваясь на цыпочках вернуться на кухню и, возможно, помочиться в раковину, чтобы не слушать это дерьмо и не получать шрамы дальше, когда слышу голос отца.

"О, София".

София? Кто такая София?

Мою маму зовут Кэролайн.

Что за дерьмо?

Я прижимаюсь спиной к приоткрытой двери, заглядываю в щель, моргая, чтобы изображение сфокусировалось.

Мой отец лежит на кровати, а сверху на нем, спиной ко мне, лежит женщина, которая определенно не является моей матерью. Длинные рыжие волосы. Стройная фигура. Веснушки на плечах. Она сидит на нем верхом.

Папа изменяет маме.

Идеальная сказка, в которой я выросла, оказалась ложью.

Все мужчины - обманщики.

Все мужчины не заслуживают доверия.

Все мужчины - отбросы.

Я возвращаюсь к входной двери и выскальзываю из квартиры, поднимаясь по лестнице по трое на крышу здания.

Я не прыгаю, но не потому, что не хочу.

Только потому, что у меня есть незавершенная обида.

А папа? Я никогда его не прощу.

34

Бель

За мной следили.

Я понял, что за мной следят, когда посмотрел в зеркало заднего вида и заметил тот же самый черный седан инкогнито, молниеносно выехавший из Бостона, скользнувший на шоссе и остававшийся на расстоянии четырех машин от меня, независимо от того, сколько полос я менял.

Не зная, кто это был - Фрэнк? Луиза? Мама Девона? Сам дьявол? Я решил сбежать от него.

Сегодня, похоже, был плохой день для того, чтобы умереть и быть похороненным в лесу.

Я некоторое время скакал по дорогам, чувствуя, как пот покрывает мой лоб, пока я пытался продумать план действий. Как мне избавиться от этой странной машины?

И тут меня осенило.

Я включил мигалку, чтобы повернуть направо в один из маленьких городков, примыкающих к Бостону, и терпеливо ждал в очереди машин. Мой преследователь сделал то же самое. Когда загорелся зеленый, я совершил ужасное (и я имею в виду чертовски ужасное) нарушение правил дорожного движения и продолжил движение прямо, не приняв вправо, и на скорости въехал на оживленный перекресток. Машины затормозили, мне злобно сигналили, но когда я оглянулся, то увидел, что черный седан остался далеко позади, застряв в море машин в адской пробке.

Я ехал, ехал и ехал, не зная, где окажусь.

И почему-то уже знал, куда поеду.

И все это в одно и то же время.

Впервые с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, я снова жила с родителями.

Я больше не могла обманывать себя. Оставаться в Бостоне в этот момент было равносильно смерти. С таким же успехом я мог бы прикрепить на лоб табличку "Я с дураками", указывающую на мой мозг.

Несколько человек хотели моей смерти. А я только что отдал свою душу дьяволу на шпильках.