Грач - птица весенняя
Шрифт:
На этой строке опять задержалось перо. Улыбка тронула губы. Поймет Старик, что про плесень он написал так, специально, чтобы "поддать жару", а на самом деле, конечно же, и мысли нет, что опять может заплесневеть Россия. Путиловцы бастуют, бастуют сормовцы, а мелких стачек и не сосчитать… И либералы зашевелились: в ноябре собирается съезд "земских и городских деятелей". Открыто об этом в газетах печатают, — значит, уверены, что не запретят. А либеральная буржуазия храбра, когда на подъеме рабочее и крестьянское движение, потому что своей силы у нее нет. И если она заговорила басом, значит… Да и в тюрьме свободнее стал режим. Это тоже признак…
Заскрежетал замок. Едва успел прикрыть листок книгой.
Надзиратель сказал с порога:
— Пожалуйте на допрос.
— Не поеду.
Надзиратель переступил с ноги на ногу:
— Шутить изволите.
— Какие там шутки! Показаний я все равно не даю. А погода — посмотрите за решеткой: дождь, слякоть. Не поеду.
— Дождь — что! В карете ведь повезут.
— Сказано. Крепко.
Ладонь пристукнула по столу. Надзиратель покачал створкой двери в нерешительности:
— Так и прикажете доложить?
— Так и доложите. Мне некогда.
Замок щелкнул. Надзиратель ушел. Рука дописала:
"Отвечай скорее. Адрес для писем сюда годен прежний. Горячий привет всем друзьям. Кум".
За дверью было тихо.
Глава XXI
НА КЛАДБИЩЕ
Кивая султанами катафалка из шести траурных коней, в ваганьковские кладбищенские ворота въехала погребальная колесница. Козуба посторонился, пропуская ее, и, щурясь, прочитал на обвисших с фарфоровых дребезжащих венков черно-белых лентах:
НЕЗАМЕНИМОМУ РАБОТНИКУ АКЦИЗНОГО ВЕДОМСТВА
КОЛЛЕЖСКОМУ АСЕССОРУ
ВИКЕНТИЮ ПАВЛОВИЧУ ТРИРОГОМУ
безутешные сослуживцы
"Сослуживцы" реденькой стайкой толпились за гробом. Люди большею частью в теле, багровоносые: акциз — водочное ведомство.
УСНИ ВО ХРИСТЕ!
служащие 1-го спиртоочистительного завода
Козуба усмехнулся, подмигнул шедшему с ним рабочему и замешался в ряды акцизных, с негодованием и недоумением оглянувшихся на рабочих.
Полицейские в воротах, сняв фуражки, крестились. В сущности, для революции неплохо, что полиция в бога верует.
Мысль эта должна была быть смешной, но Козуба ее не додумал. Колесница за воротами пошла шибче, хор голосил "Царю небесный", акцизные демонстративно поглядывали, что за люди увязались с ними. — Козуба стал отставать от провожающих и сошел с товарищем на боковую дорожку.
По дорожке — вглубь. Миновали тусклоголовую, меж деревьев притулившуюся церковь. Козуба, нахмурясь, кивнул головой вправо:
— А ну-ка, свернем, Петра.
— Рано ж? — удивился Петр. — Сворачивать нам вот откуда… где колбасника Варсонофьева усыпальница. А здесь — только зря ноги трудить.
— Иди! — строго крикнул Козуба. — Когда старшой говорит, слушаться надо. Тут, видишь ли, встреча может случиться. Михальчук, стерва, на могилке…
— Кто-о? — протянул Петр и посмотрел в направлении взгляда Козубы.
Неподалеку от большой дорожки, у белого деревянного креста, виднелась кучка парней вкруг священника, помахивавшего кадилом: очевидно, шла панихида.
— Какой такой Михальчук?
— Был у нас на Прошинской фабрике фрукт такой. В девятьсот втором, когда там стачка была, выперли его рабочие: хозяйский прихвостень, подхалим, а главное дело — с охранным путался. Куда-то нырнул… А нынче выплыл. Не иначе как охранные и вытащили… Опознает еще — ерунда получиться может. А сейчас мне на провал идти расчету нет.
Они свернули и далеким обходом вышли на боковую дорожку, уводившую в глухой кладбищенский угол. Там, под березами, между заброшенными, покривившимися, забытыми крестами, сидела на могильных камнях небольшая кучка рабочих.
— Здорово, товарищи! Ирины нет? — осведомился, подойдя, Козуба. — Видал ее эти дни кто?
Никто не отозвался. Козуба качнул головой озабоченно:
— Не застукали ль девушку? Пошла на одно, как бы сказать, дело, да так и не видно с тех пор… Подождем малость, что ли.
— Нельзя, — возразил голос. — Нам в ночную смену. И так опоздали вы. Давно б надо начать. Большое дело-то?
— Дело-то большое, — раздумчиво сказал Козуба. — Главное, ни с кем из старших договориться не пришлось: своим умом будем решать, ребятки. Получили мы из-за рубежа бумажку. Читать я ее не буду, да и нет у меня ее с собой, поопасался нести… Так вот, товарищи. Я уж сам доложу, как разумею… Что у нас в партии давно неладно, об этом не раз говорено, да и вы сами по своим заводам знаете: не первый месяц меньшевики пакостят. Но нынче-из-за границы пишут-и вовсе не стало никакой возможности терпеть, такую там меньшевики склоку развели. Вся работа стала, только смута одна. А между прочим, с войной от месяца к месяцу хуже, и голод в стране пуще, безработица-опять же вы знаете по своим заводам — от недели к неделе злее. На фабриках…
— Ворочаться стал народ на фабриках — это безусловно.
— Революция идет, товарищи. Кому ее вести, кому дорогу показывать, как не партии? На то она и есть партия. Но чтобы такое дело поднять, дружно надо идти, без склоки, всем вместе, плечо к плечу. И руководство должно быть настоящее…
Петр фыркнул:
— Не так, чтобы как в Маньчжурии.
— Именно! — поддержал Козуба. — Руководство — в каждой войне первое дело. Солдат может быть красота одна, но, если генерал дурак, никакого толку не будет. Разве у нас солдаты и матросы плохи? А ведь их бьют. Оттого, что в штабах — дураки да жулики. У нас с царем и капиталом тоже война. Как ее вести? Второй съезд точно и правильно указал, и по тому плану руководство работу развернуло тоже точно и правильно. Однако меньшевики работе ходу не дали. Как дело было — как меньшевики «Искру» и совет партии в свои руки забрали, — это еще Грач разъяснил. А нынче и Центральный Комитет на меньшевистскую сторону перешел.
Под березами, над могилами прошло движение.
— Все, стало быть, против Ленина?
— Все? — усмехнулся пренебрежительно Козуба. — Это кто ж такие все. В Центральном из тех, кто на съезде выбран был, вовсе почти никто, я так слышал, и не остался. Кого арестовали, а кто и сам ушел, меньшевистской вонью запахло. Так или иначе, факт: такую декларацию ЦК опубликовал, что остается только плюнуть да нехорошее слово сказать… А с меньшевистской головкой нам хуже будет, чем солдатам там, на японской.