Град огненный
Шрифт:
Идея осесть в заброшенном Поморе встречает энтузиазм далеко не у всех. В наших рядах начинается брожение — особенно это чувствуется в отряде Рона.
— Опасаюсь бунта, — так и докладывает он.
— Что хотят? — спрашиваю.
— Отдыха. Продовольствия. Женщин.
— Кто ж не хочет, — усмехаюсь в ответ. А умом понимаю, что дело дрянь.
— Они говорят, надо было сдаться еще в Улье, — продолжает Рон. — Говорят, в Даре появился новый хозяин. Собирает армию васпов. Кормит. Тренирует. Так же, как при Королеве.
— Так же не будет.
Наши
— Сдерживай, сколько возможно, — устало говорю я. — При необходимости — убить зачинщиков. Предатели не нужны.
— Так точно, — отвечает Рон и, уже собравшись уходить, вдруг вспоминает что-то и бросает через плечо: — Идет слух, что ты на стороне людей. Что среди нас — человек.
Я спокойно выдерживаю его взгляд.
— Я не покрываю людей, Рон. Я их убиваю. К тому же, человеку не выжить в таких условиях.
На самом деле, мой ответ уже ничего не решает. Кризис все равно случается.
Все начинается с появления вертолета — не военного, обыкновенного гражданского. Не думаю, что его пилоты заметили нас: мы научились хорошо прятаться. Не думаю, что военные разведали нашу дислокацию: если бы они знали, то отправили из Нордара отряд спецназа. Я думаю — такие вертолеты посылались наугад. В лесах по всему Дару прятались васпы. Их надо было деморализовать, сломить волю к сопротивлению, склонить к сотрудничеству. Именно это и делают агитаторы Морташа.
Они сбрасывают листовки. Так я во второй раз узнаю о Шестом отделе.
В листовках написано:
"Солдаты Дара! Друзья!
Знайте правду: генералы не умирают, они сдаются в плен!
Многие васпы уже перешли добровольно в Шестой отдел! Чтобы запугать Вас, преторианцы лгут, что с пленными плохо обращаются и убивают их. Не верьте! Длядобровольцев действителен новый приказ N 247-Д начальника Шестого отдела пана Э. Морташа: васпы проходят переподготовку, получают специальное удостоверение и возможность продолжить службу на подведомственных участках! Королевы больше нет — но есть пан Морташ! Шестой отдел — вот Ваша гарантия!
Помните: всякое сопротивление отныне бесполезно!
Зачем Вам приносить бесполезные жертвы, идти на верную смерть? Спешите к нам, и война кончится скорее!
Эта листовка действительна как пропуск для перехода к нам!
ПРОПУСК — для неограниченного числа бойцов, старшего и младшего командного состава".
У солдат загораются глаза. Не у всех, но у многих. Я держу листовку в руках и почти ощущаю исходящее от нее тепло, запах типографской краски. Бумага невесома, а мне кажется — тянет, как хороший валун.
— Враки! — говорит Торий.
Вздрагиваю: люди не умеют двигаться бесшумно, но здесь я отчего-то
— Ты знаешь не хуже меня, — продолжает Торий. — Это ложь, чтобы ослабить вас, обмануть, использовать.
— Разве не то же самое предлагаешь ты? — спрашиваю бесцветно.
— Я предлагаю свободу! — распаляется Торий. — А не участь цепного пса!
Переворачиваю ладонь. Бумага падает. Кружится, как осенний лист.
— Не вижу разницы, — упрямо говорю я. — Не верю. Верю своим глазам. Я был подопытным зверем. Я видел пленных. Я видел, как убивают васпов. Я видел головы на кольях, — догадка вмиг осеняет меня, и я поднимаю взгляд. — Тебя послал Шестой отдел? Ты — шпион?
Торий вздрагивает. Не его лице слишком явно проступает страх, потом возмущение.
— Нет! Вовсе нет…
Он отскакивает прежде, чем я успеваю замахнуться для удара. Хорошая реакция. Сразу видно: пошел на поправку. Тогда я хватаюсь за стек — и в ту же минуту слышу выстрелы.
"Атака!" — первое, что приходит на ум.
Но я ошибаюсь.
Спотыкаясь, ко мне бежит рядовой.
— Офицер Рон, — выдыхает он, — застрелен!
Застываю с поднятым стеком в руке. Выстрелы слышатся снова. Криков нет — в бою васпы молчаливы. Вместо этого издалека доносится топот бегущих ног — земля сотрясается, хрустко ломаются ветки. Забываю о Тории, разворачиваюсь и бегу тоже.
Я до сих пор думаю: на что они рассчитывали тогда? Горстка едва вышедших из тренировочных залов неофитов, бунт которых очень быстро подавили мои ребята и вовремя подоспевшие бойцы Расса. Я не запомнил имен бунтовщиков, не запомнил лиц. Зато хорошо запомнил Рона.
Стреляли на поражение. В голову. И я гляжу на него и вспоминаю солдата, чье лицо превратили в кровавую кашу при налете на Улей. Рон выглядит почти также. Как и у того безымянного васпы, мышцы еще сокращаются, руки дергаются, скребут по земле, колени сгибаются и разгибаются — нанизанная на булавку оса.
— Сделай что-нибудь… Сделай что-нибудь… — повторяю я Полу.
Словно он — Бог этого мира. Словно по щелчку пальцев можно повернуть время вспять, и тогда черная кровь втянется в раны, ткани зарубцуются, Рон поднимется, будто его потянули за нити, после чего, пятясь, приблизится ко мне и скажет: "Слышал? В Даре появился новый хозяин".
А потом, наверное, время помчится еще быстрее. Назад, мимо Нордара, мимо разграбленной деревни, мимо разгромленного приграничного Улья. Еще дальше — мимо лабораторий, Дербенда, Королевы, ученых, военных, налетов, пыток, крови, пота, слез, кокона…
…и вот в моей правой руке отцовский нож, а в левой — самодельный кораблик из коры. И маленькая девочка смотрит снизу вверх доверчивыми глазами и спрашивает:
— Все? Теперь все?
— Теперь все, — отвечает Пол. — Ничего не сделать.
И реальность возвращается. Сшибает с ног приливной волной. Я вижу, как судороги сводят тело Рона и упорствую:
— Он жив. Смотри.
— Нет, — говорит Пол. — Просто сокращение мышц. Рона хорошо отладили.
Он так и говорит — "отладили". Словно речь идет о механизме. И я продолжаю смотреть, как руки Рона беспорядочно шарят по земле, как тело выгибается дугой, словно пробует встать — но не может.