Град Темных Вод
Шрифт:
Но сейчас ей не давались слова. Единственным, жалким, еле-еле выдавленным, стало:
– Как?..
Стас поморщился.
– Кажется, я не оттуда зашел. Белозерова, я тебе не враг. И чем ты в свое личное время занимаешься - твои заботы. Хорошо бы не в ущерб учебе, но... Не о том сейчас речь. Эту запись разослал по знакомцам, а затем твитнул Игорь Годневич, любимый выученик Панченко, мой коллега и бывший сокурсник. Мой, знаешь ли, заклятый друг.
"Это все занимательно, но ничегошеньки не проясняет", - скрежетала зубами Вероника, но перебивать говорящего не спешила. Хотя
– Так что если под: "Как?" - ты подразумевала: "как я нашел видео", то мне и не надо было искать. Мы с этим товарищем давно следим за успехами и неудачами друг друга.
– Вам не идет, - прокашлявшись, сказала Вероника.
– Дурака валять.
Стас хохотнул - по-доброму, явно не обидевшись на замечание.
– Как я тебя опознал, ты это хочешь услышать?
Девушка, закусив губу, кивнула.
– Смотри: вот так ты держишь спину, так формируешь фон, - он запустил запись по новой, с паузами на определенных моментах.
– Так щуришься, когда начинаешь выписывать детали. Так закусываешь краешек ручки кисти, когда что-то не получается. Характер мазка, наклон головы, выбор ракурса, взгляд в никуда... Я тебя знаю, Белозерова, знаю твою манеру письма. Если кто-то похож на слона, размером со слона, ведет себя, как слон, и трубит, что тот слон - то это слон и есть.
– Да-а-а, - огорошенно протянула "слониха".
– Теперь у меня не то, что слов - междометий нет!
– А ты жуй молча, - посоветовал куратор.
Она и не заметила, когда успели принести первое.
Вероника умяла и грибной крем-суп, и второе (нежное мясо со стручковой фасолью на гарнир), и салатик, прежде, чем Стас продолжил разговор, по обыкновению, больше смахивающий на монолог.
– Если честно, были у меня сомнения, и еще какие, - заметив недопонимание во взгляде студентки, Стас уточнил.
– Касательно того, ты ли это на записи. Но было два момента, которые, скажем так, перевесили...
Он улыбнулся и пригубил кофе - изрядно уже поостывшего.
– Общественность требует подробностей!
– осмелела Вероника, воодушевившись благостным расположением духа куратора и сытным обедом.
– И компота. Ведь вкусно же варят, вкус почти как из детства!
– Всегда знал, что страшней голодной женщины зверя нет, - рассмеялся Стас.
– Будет тебе твой компот. А что до подробностей... Ты приходишь уставшая: на факультативы, на встречи со мной, к детишкам. Как будто не каникулы у тебя, а лагерь строгого режима. Это можно не заметить раз или два, но ты даже сегодня похожа на умученное привидение. Я бы понял, пиши ты по картине в день, но с этим мы уже все прояснили.
– Так плохо, да?
– вздохнула девушка.
– Да, - куратор, похоже, не был настроен смягчать краски.
– И второе - твоя Ярославская работа. Мы оба знаем, что никакой модели под тем дубом не было.
– Э?
– жалобно захлопала ресницами Вероника - Стас решил уделать ее по всем фронтам.
– Ты допустила ошибку в пропорциях, - "добил" ее Стас.
– Сиди там живая модель, такого никогда бы не случилось.
"Шах и мат", - неожиданно для себя восхитилась девушка. "Кажется, я с утра вспоминала о настольных и карточных играх?.."
– Ладно, пустое, - он поднял руку, подзывая официанта.
– Меня не особо тревожило бы твое увлечение, не случись рядом с тобой этот тип.
"Указующий перст" куратора ткнул в беретик цвета томата.
– А что с ним не так?
– осторожно спросила Вероника.
Нет, намеки из "предыстории" она ушами ("слоновьими, ага") не прошлепала, но почему бы не прикинуться девочкой-ромашкой, когда ничего другого в арсенале не осталось?
– Не думаю, что тебе интересны детали застарелого конфликта, - Стас убрал планшет.
– Еще два кофе и компот. И счет, пожалуйста.
Последние фразы предназначались официанту.
– Если в двух словах: мне совсем не по сердцу его махинации с привлечением неизвестных художников. Суть в том, что одних он привечает, обогревает и выдвигает; для такого у него свой знак качества: "Годно! Годневич", - имеется. Это - известная общественности сторона деятельности Годневича, обложка. А с изнанки другая категория ребят - они пишут картины, которые затем продаются под чужими именами, с чужими автографами.
– В наши-то дни?
– усомнилась Вероника.
– Есть же специалисты, разные технические способы установить подлинность...
– Когда человек хочет прокормить семью, выплатить долг или оплатить лечение - он совсем не прочь отдать свои работы на подпись тому, кто может их продать, - жестко ответил куратор.
– И вот мы уже говорим о многогранности таланта известного современного художника. Они не мастеров прошлого копируют, чтобы проверку на подлинность проводить. Хотя, допускаю и такое.
"Это не голословные обвинения", - глядя в глаза наставника, поняла девушка. "Он знает, о чем говорит. Уверен на все сто, если не больше".
– Но, раз вы знаете, почему...
– Почему не знают все?
– не дал договорить ей Стас.
– Потому что когда-то мы были друзьями. Не заклятыми - просто друзьями. Затем я дважды облажался, и мы пришли к тому, что есть сейчас. В общем, к чему я клоню: не связывайся с Годневичем. Держись от него как можно дальше, Белозерова.
– Усекла, - закивала Вероника.
Это, в общем-то, вполне сочеталось с ее изначальными намерениями касательно "беретика".
– Это не все, - Стас в два глотка выпил свой кофе.
– Профессор Панченко внезапно выразил желание провести несколько подготовительных семинаров для старших курсов. Денег он за это не запросил, потому едва ли Алексеевич откажется.
– Юрий Алексеевич? Наш ректор?
– уточнила девушка.
– Он самый. Панченко - тот хрыч из Репинки, что критиковал твои работы с натурой. Так вот, где Панченко - там Годневич, проф для него вроде как даже место на своем факультете пытается пробить. Мне бы не хотелось, чтобы вы пересеклись. Это лишний риск, поскольку Панченко известно, что автор раскритикованных им работ - моя любимая студентка, а что известно Панченко...
– Известно и Годневичу, поняла, - Вероника кивнула.
И поймала себя на мысли, что чужая забота - это приятно.