Граф де Шантелен
Шрифт:
Наступившая ночь была тихой и зловещей. Чувствовалось, что развязка близка. Командование армии роялистов созвало совет. Они могли надеяться только на решимость обреченных; о пощаде, капитуляции или бегстве нечего было и думать. Итак, оставалось только сражаться и, чтобы лучше сражаться, наступать.
На следующий день, двадцать третьего декабря (3 нивоза [23] II года по республиканскому календарю), в восемь часов утра роялисты бросились в атаку. Погода была ужасной: дождь — холодный, почти ледяной — лил как из ведра, туман поднимался над топями; Луара скрывалась в прибрежной дымке; людям предстояло сражаться по колено в грязи.
23
Нивоз — четвертый месяц года по республиканскому календарю (с 21 декабря по 19 января).
Несмотря на численное превосходство противника, вандейцы атаковали с поразительным упорством. В ответ на: «Да здравствует король!» слышалось: «Да здравствует Республика!» Разразилась жестокая схватка; строй республиканцев нарушился, первые ряды смешались, и вскоре теснимые роялистами войска оказались в непосредственной близости от ставки Клебера. Отступающие уже испытывали недостаток в боеприпасах.
— У нас больше нет патронов, — кричали солдаты своему генералу.
— Ну так, ребята, действуйте прикладом! — отвечал им Клебер.
Одновременно он поднял в атаку резервный батальон. Но наступление каждую секунду могло захлебнуться: не хватало ни лошадей, ни боеприпасов. Тогда Клебер собрал конный отряд из офицеров штаба и бросил его на врага.
Ряды роялистов смешались. Им пришлось вновь отойти к Савене. Противник преследовал их по пятам. Отступающие проявляли чудеса храбрости, но они уже были не в силах сопротивляться натиску Клебера. Пирон, Лиро пали с оружием в руках; Флерио, после нескольких безуспешных попыток собрать свой разбитый отряд, решил с горсткой людей пробиваться сквозь ряды неприятеля, рассчитывая найти убежище в соседних лесах. Мариньи и Шантелен сражались с отчаянием обреченных. Армия крестьян редела на глазах: одни истекали кровью на поле брани, другие пытались спастись бегством.
— Все пропало, — сказал Мариньи де Шантелену, с которым он сражался плечо к плечу.
Сорока пяти лет от роду, великолепно сложенный, с благородными и смелыми чертами лица, теперь перепачканного кровью и порохом, граф был прекрасен даже в лохмотьях, в которые превратилась его одежда. В одной руке он держал разряженный пистолет, в другой — погнутую, в крови, саблю; граф присоединился к Мариньи всего несколько секунд назад, проделав брешь в рядах неприятеля.
— Нам больше нечего защищать, — сказал ему Мариньи.
— А эти женщины, дети, старики, оставшиеся в городе! — возразил граф с жестом отчаяния. — Неужели мы их покинем?
— Конечно нет, Шантелен, но куда им идти?
— По дороге на Геранд.
— Тогда вперед, веди их.
— А ты?
— Я? Я прикрою ваш отход.
— До встречи, Мариньи!
— Прощай, Шантелен! — Офицеры пожали друг другу руки.
Шантелен устремился в город, и вскоре длинная колонна беженцев покинула Савене, направляясь в Геранд.
— Ко мне, ребята! — закричал Мариньи, простившись со своим боевым товарищем.
Услышав призыв, крестьяне бросились к своему командиру. Две уцелевшие пушки установили на холме прикрывать отступление. Две тысячи человек — все, что оставалось от его армии, — сомкнули ряды, готовые быть изрубленными на куски.
Но эта горстка людей не могла противостоять огромным силам республиканцев. После двух часов ожесточенного сражения сопротивление восставших было сломлено. Последние из оставшихся в живых обратились в бегство.
В этот день, двадцать третьего декабря 1793 года, армия роялистов и католиков перестала существовать.
Глава II
ДОРОГА НА ГЕРАНД
Огромная толпа растерянных, объятых ужасом людей двигалась по дороге на Геранд. Она текла по улицам Савене бурлящим потоком, закручиваясь в водоворот на перекрестках и переливаясь через ров, опоясывающий город. Не один несчастный, израненный, но уцелевший в недавней схватке, находил свою смерть в этой обезумевшей толпе. Однако менее чем за час все население города было эвакуировано; сопротивление, организованное Мариньи, позволило отступающим собрать всех женщин, стариков и детей и вывести их на дорогу. Позади беглецов гремели пушки, прикрывая их отход. Но вскоре наступила тишина, и стон отчаяния повис в воздухе: теперь ничто не мешало неприятелю обрушиться на беззащитную толпу. Как бы в подтверждение этого, ружейные выстрелы, доносившиеся с флангов, стали чаще и громче, и то тут, то там люди падали, сраженные пулями.
Невозможно описать это беспорядочное бегство. Дождь лил как из ведра, плотный туман рассекали вспышки выстрелов, огромные кровавые лужи преграждали путь. Но останавливаться было нельзя. Единственный путь к спасению лежал впереди; справа вдоль дороги тянулись необъятные топи, слева бурлила вздувшаяся река, и если какой-нибудь отчаявшийся беглец захотел бы пробраться этим путем, он увидел бы, что берега завалены трупами, оставшимися еще от битвы при Карье.
Республиканцы неотступно преследовали беглецов, истребляя и рассеивая отстающих; раненые, женщины и старики задерживали продвижение этого траурного шествия; младенцы, только что появившиеся на свет, оказались совершенно беззащитными перед жестокой непогодой — матерям нечем было укрыть их, а голод и холод лишь усиливали их мучения; животные, бредущие вместе с людьми, перекрывали своим мычанием завывания бури и временами, объятые непреодолимым страхом, врезались рогами в толпу, оставляя позади себя кровавые коридоры.
Здесь, в этой толчее, смешалось все — и классы и сословия; множество молодых женщин из самых знатных семей Вандеи, Анжу, Пуату и Бретани, последовавшие за своим братом, отцом или мужем, делили страдания с простыми крестьянками. Некоторые из этих смелых женщин, выказывая чудеса храбрости, прикрывали фланги процессии. Время от времени кто-нибудь из них кричал:
— В атаку, вандейки!
И, пробираясь среди придорожных зарослей, они по примеру мужчин перестреливались с солдатами республиканской армии.
Тем временем близилась ночь. Граф де Шантелен, забыв о себе, старался ободрить этих несчастных, спешил на помощь тем, кто увяз в грязи, и тем, у кого не осталось больше сил. Он спрашивал себя, прикроет ли темнота отступающих или позволит противнику скорее разделаться с ними. Сердце его обливалось кровью при виде стольких страданий, а на глаза наворачивались слезы; он никак не мог привыкнуть к этому ужасному зрелищу.
За десять месяцев войны перед его глазами прошло немало подобных картин. Услышав о восстании в Сен-Флорене, он покинул свой фамильный замок, жену, дочь — все, что любил, поспешив на защиту святой веры. Храбрый, преданный, несгибаемый, неизменно в первых рядах всех сражений королевской армии, один из тех, про кого генерал Бопюи [24] сказал: «Войска, которые победили таких французов, могут считать, что одержали победу над всеми народами Европы, объединившимися против них».
24
Бопюи Арман Мишель Башареж (1757–1796) — военную карьеру начал в 1793 году, став командиром добровольцев из Дордони, в том же 1793 году получил звание бригадного генерала, был в числе выдержавших прусскую осаду в Майнце, потом был направлен в Вандею, где умелыми действиями обеспечил победу при Ла-Трамбле. С 1794 года снова в Рейнской армии; участник многих ожесточенных сражений, в одном из которых был убит.