Граф Монте-Веро
Шрифт:
– Какие же? – быстро обернулся император.
– Пар и буква.
– Как это понять, господин министр? – проговорил Наполеон не без досады, так как надеялся, что Талейран назовет его имя.
– Я говорю о силе пара и газеты, сир. Именно они станут распространять образованность и цивилизацию. В настоящее время они только в зародыше, но придет час, и они станут поистине могущественными.
– Ваше пророчество не совсем ясно и несколько преувеличено, – ответил Наполеон, не любивший газет, и направился к графине Валеске.
Лицо Талейрана приняло странное выражение; Талейран не был другом
Долголетнее пребывание этого министра Наполеона на своем посту наделило его способностью сразу отличать задатки великого и ясно читать книгу будущего.
Талейран пристально посмотрел вслед удаляющемуся Наполеону; он не переставал удивляться, как такой невзрачный с виду человек может держать в своих руках судьбу государей Европы. Затем он подошел к польским генералам и предложил тост за благоденствие их отечества, и вместе с Мюратом они осушили свои бокалы до дна.
– Дай Бог нам счастья, – проговорил Мюрат, – у нас огромные силы: около ста тысяч войска и пятнадцать тысяч пушек; сперва покорим одну, а затем примемся и за другую часть света.
Глаза Понятовского горели, даже пожилой граф не» мог сдержать радости, слушая эти гордые планы. Они так увлеклись разговором, что забыли о Наполеоне.
Император же тем временем, пользуясь общим разговором, вышел из залы и в сопровождении прекрасной графини Валески спустился в залитый огнями парк.
Ионинский был очень богат. И он сделал все, чтобы по достоинству принять освободителя Польши. Несчастный граф не подозревал, что пустил волка в овчарню, что этот человек отнимет у него последнее счастье, лишит последней отрады в жизни.
Празднество в замке было в разгаре, а Валеска и Наполеон медленно прогуливались по дорожкам парка. Высокие фонтаны дарили воздуху освежающую прохладу, тропические растения и благоухающие розы придавали всему какую-то волшебную прелесть.
Наполеон и Валеска оказались одни среди этих райских кущ. Они шли по аллее, усаженной с обеих сторон пальмами и миртами.
– Этот парк так прекрасен, – проговорил император, входя с юной графиней в затененную беседку, – что, отдыхая здесь, подле вас, графиня, мне кажется, будто я оказался в каком-то сказочном мире.
– Странно, сир, – отвечала юная графиня не без кокетства, – я и вообразить себе не могла, что вам достанет терпения просидеть хоть четверть часа в обществе женщины.
– Если она так соблазнительно хороша, как графиня Валеска, то самый стойкий мужчина не мог бы поступить иначе, поддавшись вашим чарам, – император опустился на оттоманку подле гордой польки.
Молодая графиня почувствовала, как рука императора призывно обвила ее тонкий стан; щеки девушки пылали, блестели в полутьме глаза. Пленительной улыбкой отвечала она на страстный шепот Наполеона.
Гордая дочь графа Понинского забыла обо всем. Сладостное забытье овладело прекрасной Валеской и Наполеоном. Она отдалась ему.
Страстные объятия были недолгими. Императору показалось, что кто-то неподалеку тихо произнес имя Жозефины.
Он быстро оправился – кто осмелился подслушать его?
Император обернулся.
На мраморных ступенях лестницы стояла побледневшая графиня Понинская…
Тем временем в залу, где собрались гости, в смятении вбежали лакеи.
– Господин граф! – докладывали они наперебой, – несчастье случилось… Лошади понесли карету, запряженную четверкой вороных. Подавило детей и стариков. Лошади мчались по улицам… Даму под черной вуалью выбросило из кареты… Кучер с размозженной головой лежит в ста шагах отсюда.
Гости оцепенели от ужаса.
Слова прислуги не замедлили подтвердиться.
С шумом и треском протащили обезумевшие лошади сломанную пустую карету по городу, пока не исчезли в темноте ночи. Сбежавшаяся толпа с участием смотрела на прекрасную даму, распростертую на земле. Она говорила что-то на непонятном языке. Никто не знал ни ее, ни того, откуда и куда она ехала. Через несколько минут тут же, на месте, она даровала жизнь мальчику и сразу же скончалась.
Отблеск кометы, ярко сиявшей на небе, упал на новорожденного младенца, которого бедные крестьяне осторожно уложили на собранные молодые ветки и листья. Кто-то побежал за благочестивым отшельником Иоганном, жилище которого находилось поблизости.
Почтенный старик, который слыл ученым и добродетельным человеком, не медля пришел. Сложив молитвенно руки при виде мертвой неизвестной и новорожденного младенца, он проговорил:
– Свет погряз во грехах и во мраке. Но после дней испытания и бедствий настанет другое время и раздастся глас Божий. Он провозгласит мир всем смертным, свободу и любовь! Отдайте мне этого младенца. Эбергард пусть будет его имя в память того дня, в который он был нам подарен.
Отшельник Иоганн взял ребенка на руки и еще раз склонился над безжизненной матерью, подняв молитвенный взор к небу. Крестьяне запомнили некоторые из произнесенных ею слов и повторили их мудрому старику.
– Она была немкой, – проговорил он, не переводя, того, что услышал, – и на память ребенку я возьму вот этот амулет, что висит на ее шее; может быть, он пригодится когда-нибудь мальчику, которого я возьму к себе в келью.
Старик посмотрел на амулет, это было драгоценное украшение со странными, непонятными знаками. В золотом овале, обрамленном сверкающими бриллиантами, были выложены из жемчужин три таинственных знака – крест, солнце и череп. Все это было очень тонкой, искусной работы. Старик-отшельник молча надел цепочку на шею младенца, бережно завернул его в свой широкий плащ и унес.
Крестьяне вместе с отцом Иоганном схоронили незнакомую даму, посадили на могиле цветы, а вокруг нее деревья.
Никто так и не узнал имени несчастной, неизвестно было и куда скрылись лошади с разбитой каретой.
Мальчик рос у старика-отшельника, который, подобно пастырю в пустыне, учил, просвещал и утешал народ.
Граф Станислав Понинский застрелился в ту же ночь, не в силах пережить позор дочери, мать в отчаянии прокляла ее.
В следующем году Валеска родила девочку, получившую титул графини, – Наполеон, для подтверждения дворянства со стороны матери, послал на крестины одного из своих приближенных.