Граф Орлофф
Шрифт:
Но, как только я справился с этими ландскнехтами, их интереса к нам, то в нашем поле зрения объявился их командир, который, видимо, одновременно был окрестным князьком. Верхняя одежда этого князя была привезена из Парижа, она была писком последней парижской моды. И этот в пух и прах разодетый ловелас подошел и завязал разговор с Бунга-Бунга, он начал его о чем-то расспрашивать, тут же давая свои советы. Со стороны этот немецкий князь производил впечатление галантного и воспитанного светского кавалера, но, когда я мысленным зондом прошелся по его сознанию, то чуть ли не вскричал от неожиданности. Перед нами находился настоящий каннибал рода человеческого, за какой-то сантим только его ландскнехты только что чуть ли не поголовно вырезал одну германскую деревушку. А до этого отряд наемников этого
Мне особенно не понравилось, что этот невежа князек, совершив эти убийства, ради своего прикрытия по округе начал разносить молву о том, что зверство над бароном и его семейством было совершено русскими казаками. Звали этого немецкого каннибала и германского правителя Карл-Леопольд герцог Мекленбург-Шверинский.
Мне пришлось долго повозиться с сознанием этого немецкого герцога, я старался, чтобы он этими своими ландскнехтами на нас бы не набросился, забыл навсегда о нашем существовании. Основная проблема в работе с этим герцогом заключалась в том, что, если по внешности он был настоящим кавалером, то по уму – полным дураком и хитрецом, способным за пфенниг зарезать и мать родную. Вся жизнь герцога была посвящена только одному – всеми силами удержаться у власти, грабить свой народ, копить пфенниги в своем кармане.
Герцогу Карлу-Леопольду понравился наш рыдван, ему очень бы хотелось, чтобы наша дорожная карета пылилась бы в его конюшне. Мне пришлось полчаса сражаться с разумом этого болвана, стараясь его убедить в том, что наш рыдван старая дорожная карета, что она вот-вот она развалится. С большим трудом, когда мне удалось-таки избавиться от этого придурка красавца, мы же смогли продолжить свой путь.
Наш путь до Гамбурга, после этой встречи, прошел в нормальной обстановке.
Однажды, совершенно случайно по дороге на Гамбург нам встретились войска русского генерала Аникиты Репнина. С ним пару лет назад мы чуть ли не подрались на кулаках из-за одной девчонки, которая строила глазки и мне, молодому тогда поручику лейб-гвардии, и Аниките Репнину, который в те времена уже был в генеральском чине. Слезы умиления от такой встречи навернулись мне на глаза. Я не заметил, как остановился наш рыдван, стоя на площадке козел, я наблюдал за тем, как по дороге проходит русская кавалерия. Русскими всадниками не были мои лейб-гвардейцы кавалергарды, ими были какие-то чубатые казаки. Они мерно покачивались в седлах своих маленьких степных лошадок, вполголоса что-то напевали. Только, когда за поворотом дороги скрылся последний казак, затихла их песенка, я сообразил, что стою на запятках рыдвана, правую руку приложив к брови правого глаза, торжественно обозревая прохождение русского казацкого полка.
Через неделю после того, как мы оставили Париж, наш рыдван въезжал в Гамбург. Мы переехали мост через какой-то канал, а затем долго катили по берегу канала, удивляясь опрятности немецких крестьянских дворов. Затем пошли городские улицы, которые мало чем отличались от парижских улиц, разве что своей чистотой и отсутствием городского зловония, чем так славился наш Париж. Общие разговоры в рыдване затихли, всадники Джакомо подобрались к рыдвану и, окружив его плотным кольцом, молча, скакали рядом с каретой. Так мы этой плотной кучкой следовали по гамбургским улицам, а его жители, немцы, с явным любопытством на нас поглядывали, покуривая трубку табака.
Ратушная площадь Гамбурга встретила нас радушием двух и трехэтажных зданий, построенных из камня. Эти дома аккуратно выстроились рядками вокруг ратуши, чей игольчатый шпиль взмыл высоко в небо. Кто-то мне говорил о том, что в свое время эта игла ратуши использовалась в качестве маяка морским судам, которые с товарами направлялись в этот большой ганзейский город. Сегодня этот город стал таким большим, имел такое большое количество жителей, что его городской совет, часто не подчинялся немецким правителям, на чьих землях он стоял. Со временем город завоевал
Мы остановились в трактире "У трех медведей" некого гамбуржца Франца Бергмана, который в недавнем прошлом был капитаном парусного торгового судна, которое часто посещало Московию. Этот гамбургский трактир и постоялый двор Франца Бергмана нам порекомендовал капитан де ла Рунге, который встречался, дружил с этим немецким капитаном. Насколько я знал, маркиз Антуан де Монморанси тоже собирался останавливаться в этом же трактире, куда он предполагал прибыть денька через два-три. Мне с Агостино досталась плохонькую комнатушку, расположенная на чердаке постоялого двора.
Сейчас я стоял у окошка нашей лачуги, размышляя о том, что в моем распоряжении имеются всего лишь два дня, когда для удобнее всего было бы встретиться с Алексеем Васильевичем Макаровым, моим непосредственным начальником. Еще до появления в Гамбурге я в мысленно связался с доверенным дьяком своего начальника, которому сообщил название трактира, в котором собрался остановиться.
Однажды к нам, на чердак в лачугу к кучерам, зашел Бунга-Бунга. Он явно стеснялся сложившегося положения, когда он, простой мажордом, проживал в шикарной, хорошо протопленной комнате, а я, его непосредственный начальник и работодатель, ютился в чулане на чердаке. Тогда Бунга-Бунга осторожно у меня поинтересовался, как долго я еще собираюсь притворяться кучером.
– Тем более, что я полагаю, что все окружающие люди уже знают о том, кем же вы на самом деле являетесь?! – Добавил он в заключение.
– Кого ты имеешь в виду под словом "все"? – Сухо я спросил у своего мажордома.
Понимаете, мне совсем не хотелось бы, чтобы в тот момент, когда итак свое свободное время мне приходится рассчитывать по секундам, чтобы решить, когда и как встречаться с тем или иным человеком?! То мне придется еще дополнительно организовывать и проводить отдельную, никому не нужную операцию по прикрытию встречи со своим собственным начальником. Которая должна была состояться в самое ближайшее время. Хотя эта встреча была мне очень и очень была нужна, ради нее я появился в этом Гамбурге. Она стала бы первой встречей с моим непосредственным начальником после того, как я начал работать во Франции. Если сейчас мне раскрыться, широко заявить о том, кем на деле являюсь, то это непременно приведет к осложнению общей ситуации, а мне этого совершенно не хотелось бы!
Бунга-Бунга явно не ожидал того, что я могу так сильно на него окрыситься из-за какого-то своего и такого простенького вопроса, который он только что задал. Парень совершенно сконфузился, смешался и сильно засмущался, оказавшись в подобной ситуации. Он явно не знал, каким образом и в лучшую сторону изменить вдруг испортившуюся ситуацию со своим работодателем. Пришлось мне в нескольких словах ему разъяснять свое положение:
– Ты, Бунга-Бунга, занимайся своими вопросами, а я буду заниматься своими непосредственными делами! Ты разыскивай нашего капитана пирата, потребуй от него финансового до сантима отчета, а потом этот отчет предоставишь на утверждением мне и маркизу де Монморанси, который вскоре прибудет и остановится на этом же постоялом дворе. Так, что, Бунга-Бунга, у тебя есть немало вопросов, которыми стоит заниматься! Да и прикажи своему протеже, этому итальянцу Джакомо поумерить свой пыл задиры и дуэлиста, два дня он должен себя вести тихо и мирно, в течение этих дней он не должен устраивать каких-либо драк, поножовщины на шпагах.
Сделав столь ценные указания, я выпроводил Агостино и Бунга-Бунга из комнатушки, решив немного подремать. Может быть, во время этой дремы и придет ожидаемый ответ из Санкт-Петербурга.
Он и пришел, но не из Санкт-Петербурга, а из самого Гамбурга, к этому времени господин Макаров со своей свитой государственных чиновников объявился в городе. Разместившись в гостинице, он тут же поинтересовался, в каком трактире Гамбурга я остановился. Алексей Васильевич попросил доверенного дьяка связаться со мной и мне передать информацию о том, что наша встреча состоится в одном из кабаков Русского подворья Гамбурга этим же вечером. В этом же сообщении мой начальник мне посоветовал одеться, как русскому купцу, чтобы особо не выделяться среди кабацкой публики.