Граф Орлофф

Егоров Валентин Александрович

Дождавшись, когда за ними закроется дверь, я подошел к окну и распахнул его створки. Долго стоял и вдыхал свежий морской воздух, одновременно начал размышлять над тем, кого же мне напоминал капитан де ла Рунге, когда вчера заходил в таверну и мельком мазнул по моей физии своим дальнозорким капитанским взглядом. Незаметно от таких мыслей я задремал, успев перед тем, как совсем провалиться в сон, магически вызвать приличную для себя кровать. Так и проспал беспробудно до самого позднего вечера, когда в мою комнату без стука и с громкими криками ворвались и Яна, и Бунга-Бунга.

– Я ж тебе говорила, Николя, что наш Ванька сейчас дрыхнет без задних ног и в ус себе не дует! Он кроме шпионства ни на что не способен, не может даже со слабой девушкой справиться! – Прощебетала полячка, пока я кулаками протирал глаза. – Пойдем для начала поужинаем, а после разберемся со всем тем, что накупили.

– Вы, что все закупили, а завтра мы можем отправляться в Париж? – Я поинтересовался с какой-то детской наивностью.

Но ответа на свой глупый вопрос так и не получил, а эта парочка так и не успела меня покинуть, так как послушался громкий стук кулаком в дверь моей комнатушки. Она тут же вновь распахнулась, в мою комнатушку вошли мой Джакомо и какой-то вахмистр в форме русской кавалерии. При виде меня вахмистр вытянулся в струнку и громко на русском языке отрапортовал:

– Ваш благородь, вахмистр Епифаненко с плутонгом кавалерии прибыл для вашего сопровождения в город Париж. Будем служить вам до тех пор, пока вы в Париже не найдете нам замену.

Кивнув утвердительно головой вахмистру, подтверждая, что его рапорт принят, я посмотрел в глаза своему мафиози, а тот в ответ мне только грустно кивнул своей красивой головой. Все становилось ясным и понятным! Его превосходительство Алексей

Васильевич Макаров сдержал свое слово, он забирал у меня Джакомо для использования в разведывательных целях на другом участке незримого фронта внешнеполитической борьбы. А взамен итальянца и его команды наемников я получил вахмистра Епифаненко с плутонгом русских кавалеристов.

Но в этой связи у меня тут же возникала небольшая загвоздочка, но, прежде чем заняться ее разрешением, я подошел к Джакомо и крепко, по-мужски пожал его руку. Парень теперь пойдет по своему собственному жизненному пути, дай ему бог, настоящей удачи и долгой жизни! Одновременно я молодому итальянцу передал небольшую записочку, на которой было нацарапано десять цифр, это был счет на предъявителя в одном из швейцарских банков. Теперь Джакомо и его парни становились обеспеченными людьми, они всегда могли воспользоваться этим счетом, регулярно пополняемым русской политической разведкой.

Поручик русской армии Джакомо Пицелли коротко козырнул мне в ответ, четко развернулся через левое плечо и навсегда меня покинул, отправившись на новую русскую службу.

Я же, вытерев скупую мужскую слезу кулаком, повернулся в полячке и коротко ей приказал, словно врага рубанул шашкой:

– Приказываю вам, завтра повсюду брать с собой вахмистра Епифаненко. Первое, срочно, желательно за ночь, обучить его французскому языку! Второе, вахмистру и рядовым его плутонга закупить приличную гражданскую одежду! Третье, – разучить рядовых его плутонга повсюду ходить походным и парадным строем, четвертое, плутонг разместить на конюшне вместе с лошадьми, а Епифаненко пригласить к нашему столу.

– Яволь, герр капитан фон Орлофф! – Заявила девчонка, вытянувшись по стойке смирно, а затем моментом спустя с некоторой хитрецой поинтересовалась. – Что касается обучения французскому языку, герр капитан, вы желаете, чтобы этот курс я провела в постели?

Все бабы язвы и заразы, простого мужского языка не понимают! Я же ясно говорил, что было бы желательно Епифаненко обучить французскому языку за ночь, но ни слова не говорил о постели. Почему женщины не могут просто щелкнуть пальцами и хорошего мужика обучить иностранному языку, а им обязательно нужно этого мужика затащить в постель, и уж там щелкать пальцами!

Так и не найдя ответа на этот сложный вопрос, я сам щелкнул пальцами и Епифаненко свободно заговорил на французском языке. Правда, вскоре выяснилось, что этот мужик, магически выучив французский язык, тут же забывал о своем родном русском матерном языке. Тогда я снова щелкнул пальцами, и Епифаненко заговорил на русском языке, но забыл, как балакать на французском языке. Я тут же оказался в центре всеобщего внимания, но, сколько бы я не щелкал пальцами, вахмистр Епифаненко говорил или на французском, или на русском матерном языке, среднего ему было не дано. В конце концов, я устал щелкать своими пальцами, решив дождаться утра и посмотреть, как магия будет работать утром, или свой провал в этом искусстве мне придется отнести к нашей русской специфике.

Ужинали мы поздно, но плотно! Янечка за один присест слопала целую индейку, но от переедания у нее не хватило сил на то, чтобы самой подняться из-за стола! Пришлось мне эту польскую девчонку левитировать в ее номер! Когда эта гордая полчка увидели, что нечистая сила несет ее не ко мне в номер, то она плюнула через левое плечо. От полной неожиданности этого плевка я растерялся, и Яна с полуметровой высоты шлепнулась на грязный пол харчевни. Пани грязно и в мой адрес выругалась по-польски, поднялась на ноги и скрылась за дверью своего номера. И такие действия повторялось три ночи подряд, у меня едва хватило сил на то, чтобы это все выдерживать.

А на четвертое утро мы покинули Гамбург. Рыдван оказался настолько забит всяким женским тряпьем, что мы с величайшим трудом утрамбовали его в карету и еще с большим трудом в этой же карете нашли место для владелицы всего этого шмотья, Яны. Нам же мужикам пришлось срочно обзаводиться верховыми лошадьми, составлять мужской эскорт этой нашей польской паненке, имя которой я знал, но вот ее фамилию мне почему-то не сообщили.

Глава 11 1 Дорога до Парижа была скучной, ничего серьезного или интересного с нами не происходило, мне даже нечего вам рассказать. Никаких приключений с нами не происходило, да какие могли быть приключения, если красивую и богатую даму сопровождали более тридцати верховых и вооруженных мужиков разбойничьего вида. Ни один французский шевалье или просто разбойник с большой дороги на наше польское лакомство не подумал бы и покуситься! Вы же понимаете, что под этим лакомством я, конечно, имел в виду нашу польскую паненку Яну, но должен откровенно вам признаться в том, что сама эта польская стерва под такое ласковое определение не подходила. Пользуясь тем, что она была единственной женщиной в нашей мужской компании, из-за скуки эта злыдня в образе красивой женщины с нами начала вытворять все то, что ей только в голову приходило. Когда ей прискучило в полном одиночестве трястись в карете, любуясь и перебирая свое шмотье, то она решила нами заняться. Яна решила заняться устройством всяких маленьких, бесплатных развлекательных представлений. Представлений, – разумеется, это по ее пониманию, а по нашему – больших пакостей! Утром после завтрака в очередной дорожной харчевне, наша польская пани решила полюбоваться окрестностями, скача верхом на горячем скакуне. В момент разговора эта хитрая стерва посматривала мне в глаза, свои алые губки, облизывая остреньким язычком. Разумеется, в тот момент мои мысли были заняты несколько иными обстоятельствами, поэтому вместо того, чтобы этой польской даме попросту отказать, я смалодушничал, утвердительно кивнув головой. Когда мы уже были совсем готовы отправиться в дорогу, то Яна вместо того, чтобы занять место в карете, отправилась на конюшню хозяина харчевни выбирать себе жеребца для прогулки по окрестностям. Она его выбирала так долго, словно покупала очередное новое платье, что мне хотелось рвать и метать, громко возмущаться. Но я сдержался, увидев вахмистра Епифаненко, который ее сопровождал, который оставался невозмутим, словно степной истукан. Он так и ни сделал ни единого замечания этой польской выдре. Мы же, тридцать мужиков, были вынуждены крутиться без дела по двору харчевни, стараясь хоть как-то скоротать время ожидания. Русские кавалеристы, оказавшись без присмотра своего вахмистра, стали на моих глазах терять воинскую дисциплину. От нечего делать и для того, чтобы скоротать время они потихоньку принялись за разграбление этой самой харчевни и постоялого двора. Для разогрева они сперли деревянное ведро, стоявшее у колодца, зачем оно им понадобилось я так и не смог сообразить. Затем палашами они мастерски обезглавили пару куриц. Когда солдатики совсем разложились, на глазах хозяина они совсем уже собрались разложить костерок во дворе, чтобы обезглавленных курочек зажарить. Но я вовремя это их воровское намерение подметил и пресек! Подошел к парням, и на хорошем русском матерном языке разъяснил этим обалдуям, что на жарку курицы у нас нет времени, так как должны скоро отправиться в дорогу. И что вы думаете, они послушались, начали куриц полусырыми глотать! Мне же было особенно приятно узнать, что за время своего пребывания в этом самом Париже я пока еще не забыл своего родного языка. Сожрав этих несчастных куриц, эти простые русские парни для коротания времени принялись гонять местную женскую прислугу харчевни по всему двору, загнав кого-либо в угол, они тут ей задирали подол. Но уже в эти дела не влезал, так как все вершилось по обоюдному согласию! В этот момент, на третьем часы нашего ожидания, из конюшни появилась гордая полячка, а вслед за ней шел невозмутимый вахмистр Епифаненко. Под узду он вел заседланного жеребца, который был таких статей, которых я в жизни прежде не видел. Но вскоре, правда, выяснилось, что наша милая паненка слегка обмишулилась, вместо верхового жеребца, она выбрала себе под седло крестьянскую скотину, годную только для работы в хомуте на крестьянском поле. Мои парни и парни Епифаненко как-то радостно зашевелились, заулыбались. Яне это шевеление и мужские презрительные улыбки явно не понравились, она о чем-то переговорила с Епифаненко. После чего сладкая парочка развернулась, отправилась обратно на конюшню. Вскоре они вновь вернулись, на этот раз под узды вели настоящего скакового жеребца уже под селом. А затем начался самый настоящий спектакль пантомима! Польская женщина сама без какой-либо помощи со стороны старалась взобраться в седло своего жеребца, она делала это на виду у тридцати мужиков. И чего она для этого не предпринимала, то с одной стороны подойдет к жеребцу, то с другой. То одну свою ножку она поднимет, то другую, чтобы вставить ее в стремя. Разумеется, из-за отсутствия ежедневной практики у нее ничего не получалось, седло лошади для этой женщины оставалось недостижимым! Но дело было не в этом, я вдруг обратил внимание на то, что все люди во дворе харчевни превратились в зрителей, которые с восхищением в глазах наблюдали за этой красивой полячкой, за тем, как пыталась взобраться в седло своего скакуна. Тридцать заросших недельной щетиной, нестриженых мужиков, наши дорожные бритвенные приборы по несчастливой случайности оказались погребены под женскими платьями в рыдване, со всех сторон окружили полячку. Она же не обращала на них ни малейшего внимания, принимая различные позы в своих попытках взобраться в седло скакуна. Эти же мужики молчали, они только громко, натужно дышали и сопели, всматриваясь и переживая эти соблазнительные позы и эти слабые женские охи, ахи. Особенно действенными на мужиков оказались другие грязные словечки, вполголоса произносимые паненкой в тот момент, когда она терпела очередную неудачу. Все это время я никак не мог разобраться в том, почему наши мужики так внимательно наблюдают за Яной, ни один из них не вышел и не помог даме взобраться в седло. Да и эти женские охи и ахи звучали как-то слишком ритмично и очень знакомо! Когда Яна в очередной раз задрала высоко кверху одну из своих прелестных ножек, я вдруг увидел кое-что такое, что мне не следовало бы видеть в данной ситуации. Моя полячка совершенно не имела женского нижнего белья, я забыл совсем о том, что первые женские панталоны только-только должны были появиться на свет, пока же они не завоевали популярности даже в Париже. Чтобы прекратить женское насилие над бедными мужскими разумами, я незаметно щелкнул пальцами и эта стервочка, словно ласточка касатка, взлетела в седло жеребца. Ну, и хитры же это наше бабье, они даже магию успевают повернуть себе на выгоду?! В мужском седле жеребца Яна сидела по-женски, ножки в одну сторону, но она сделала так, чтобы между складок ее длинного платья невинно проглядывала коленочка ее ножки. И результат этой небрежности был на лицо! Благодаря своей голенькой коленочки моя польская пани всех этих грязных, не мытых и не чесаных мужиков захватила под свою власть, ни один из них, ни на шаг не мог от нее оторваться. Только в середине дня после фортелей, устроенных этой стервой полькой, мы смогли покинуть столь гостеприимную харчевню, хозяин которой на ее пороге с большим удовлетворением потерял свои руки. Благодаря выкрутасам этой польки, всего лишь за половину дня он выручил целое состояние, теперь его старость была обеспечена. Богатство ему пришло всего лишь за сдачу в аренду какого-то паршивого жеребца! Я скакал позади нашей дорожной кавалькады, в тот момент моя душа прямо-таки разрывалась на мелкие части от злости, глушившей весь мой разум, а также из-за того, во что именно эта паненка превратила нашу честную мужскую компанию. Неожиданно для меня мои друзья превратились в похотливых самцов. После женской коленки они вокруг себя уже ничего не видели. Неслись, сломя головы, вслед за Яной, готовые выполнить ее малейшее пожелание. Они были готовы даже на своего друга поднять руку в борьбе за обладание этой женщиной! В тот момент я мечтал только об одном, как мне отомстить этой польке за бесполезную трату денег, за то, что моих друзей она заставила потерять разум. Если бы она была бы, скажем, простой герцогиней или баронессой, то у меня она бы металась бы в оргазме до тех пор, пока не стала бы нимфоманкой! Но вовлеченность Яны в дела секретной службы, государственные интересы воспрещали такому способу исполнению моей мечты! Мне ничего не оставалось, как сжать свою волю в кулак, чтобы воздержаться от подобного развития событий. Должен к этому только добавить, что я долго оставался в полном одиночестве, за отрезок дороги до следующей остановки на ужин и ночлег ко мне никто не приближался. Даже Бунга-Бунга, превратившись в "Николя", стал лучшим другом этой полячки, не имел силы воли на то, чтобы от нее отойти хотя бы на шаг. А кавалеристы вахмистра Епифаненко чуть ли не в пояс кланялись этой польской Афродите. Одним словом, женских капризов во время дороги было столько, что голову можно было потерять! Но я выдюжил, не сломался и всю дорогу до Парижу к этой стерве ни на шаг не подходил! А что касается мужских приключений в дороге, это, когда тебя бьют, а ты противника, пытавшегося тебя избить, даешь достойный ответ своими кулаками! Такие сордобития частенько случались, но в основном этим делом занимались солдаты Епифаненко! Чуть ли не до самого Парижа, они морды набили не одному там лягушатнику! Но меня эти дела совершенно не увлекали. Одним словом это была не дорога, а сплошная скука! Чтобы избежать из-под влияния Яны, этой гордой поляки, по вечерам я старался напропалую флиртовать с встречными дамами, поддерживая светскую беседу с их кавалерами. Таким образом, я отрабатывал различные схемы подхода и знакомства со встречными путниками, не привлекая внимания своих компаньонов. По информации его высокопревосходительства Алексея Васильевича Макарова, в одном из провинциальных городов Франции, чуть ли не под самым Парижем, я должен был встретиться с британской четой, то ли лордом и леди Гамильтон. Они должны были мне передать чертежи новейшего линейного корабля со ста двадцатью единорогами королевского британского флота. Причем, Алексей Васильевич мне специально упомянул о том, чтобы я особо их не разыскивал, только должен ужинать в харчевне, ждать их появления. Если эта чета будет иметь чертежи для их последующей передачи в Санкт-Петербург, то они ко мне сами подойдут, чтобы чертежи передать в специальном тубусе. Алексей Васильевич мне специально упомянул о том, что этот тубус магический. Его только один человек может открыть, тогда с документами внутри его ничего не случится. Ежели какое-либо другое лицо, в этот момент Алексей Васильевич несколько хитровато на меня посмотрел, попытается этот тубус открыть, то в нем никаких документов не обнаружит! Вот последние вечера до Парижа, мои дорожные спутники вовсю веселились. Развлекая Яну, они направо и налево по французским харчевням разбрасывали мое золото. Я же, забившись в темный угол харчевни, ужинал жидкой толокняной кашкой с чесночным шпиком всего лишь в ладонь шириной. Такова была предварительная договоренность с британцами в том, что, если человек один сидит за столом, ест толокняную кашу с германским сыром, то с ним все в порядке. С этим человеком можно встречаться, ему можно передавать документы. Мои парни и Яна подумали, что мне стало золота жалко, что таким образом я его экономить начал. Даже Бунга-Бунга по этому поводу ко мне подходил, свое сожаление высказывал! Я же с кем не делился тем, почему время провожу в одиночестве, почему ем толокняную кашу, отчего на душе мне так душно и скверно?! В тот последний вечер, оставшийся до нашего прибытия в Париж, я снова уединился, устроился за столом, стоявшим в самой глубине зала дорожной харчевни. Снова поедал эту холодную, почти прокисшую толокняную кашку. Но мне повезло, кус шпика, который был из самой Германии, оказался на удивление жирным и вкусным. Я этот германский шпик эдак осторожненько ножом порезал на тонкие и узкие пластиночки, которыми с удовольствием заедал противной толокняной кашей. Одним словом, даже находясь в столь отвратительном настроении, я старался каким-либо образом облегчить свое положение, получить удовольствие! В тот вечер и Яна не выдержала такого моего отчуждения, затворничества. Она решила выразить мне свое сожаление, посмотреть на то, чем это я в темном углу занимаюсь. Увидев мою кашу и германское сало, ее чуть-чуть не вырвало. В тот момент, когда эта гордая полячка от моего стола удалялась, не забывая при этом так бесстыдно своими бедрами покачивать, что у меня… что я не мог есть. К моему столу вдруг другая забава причалила с явно слышимым британским акцентом в их французском языке, на котором один из них произнес:

– Сэр, позвольте нам, двум британским старикам, к вашему столу причалить, за ваш счет поужинать?!

В принципе, я был против этих двух просьб, ну, во-первых, мне вообще не нравились британцы, а во-вторых, уж очень эта британка на портовую шлюху походила! Поэтому я не ответил ни да, ни нет, продолжая нарезать ножом германский шпик на равные дольки. Поэтому был несколько удивлен, когда у меня из-за спины внезапно протянулась третья рука, она сцапала один из ломтиков и, пронеся его мимо моего раскрытого рта, бросила в свой рот. За спиной тут же послышались сладкие причмокивания губами, скрежет железными зубами и радостные высказывания на тему о том, какой замечательной была это русская солонина. Я был вынужден поправить своего, скрытого моей спиной, собеседника: