Граф Орлов и мелкий фюрер
Шрифт:
Просто мне не радоваться сложнее, - промямлила Аня.
Вот видишь. Все ждут, что ты выкинешь на уроке, никому не хватает духу повторить.
Или ума…
И его тоже. Мы всё выяснили?
– Александр коротко поцеловал Аню в губы и придумал, как её успокоить.
– Лучше спой, desastre solar Peque~no *.
Аня улыбнулась, и её улыбкой можно было бы, наверное, зажечь какую-нибудь новую звезду. Но звёздам она не досталась…
Помнишь, нас учили быть птицами?
Ах, не отворачивай голову,
Птицами с волшебными лицами,
Чистыми, высокими, гордыми,
Птицами, летящими за море,
Чтобы обернуться и заново
В клювиках созвездия спицами,
Помнишь, нас учили быть птицами?
Птицами,
Нас учили быть птицами,
Птицами!
Помнишь, нас учили жить с песнями?
Как нам не сиделось за партами
Мы бежали в рай наш, туда, где под лестницей
Маялась гитара инфарктами
И
Трогая ресницы ресницами
Что уже тогда были с крыльями
Помнишь, нас учили быть птицами?
Птицами,
Нас учили быть птицами!
Птицами,
Нас учили быть птицами!
Помнишь, нас учили быть птицами?
Чистыми, высокими, гордыми,
Птицами с волшебными лицами,
Помнишь, нас учили быть птицами?
Птицами,
Нас учили быть птицами!
Птицами,
Нас учили быть птицами!
Новинки и продолжение на сайте библиотеки https://www.litmir.me
========== 15. О принципах или на чём стоит настоящее. ==========
As we can see, the author was really strict in his beliefs, (как мы можем видеть, автор был весьма твёрд в своих убеждениях), - рассуждал Александр, расхаживая перед кафедрой.
Я государь, я должен быть на страже морали и семьи, вот принципы мои, - напела Аня, прилежно конспектируя слова замечательного лектора.
– Это откуда?
– живо заинтересовался Граф.
Из “Трёх мушкетёров”, - чуть смущённо ответила Аня.
Александр выгнул бровь и чуть наклонил голову, выражая этим аристократичным до мурашек видом “Вот как, мил-сударыня? Я такого не припомню”. Кто-то из девушек недовольно вздохнул. Как бы ни хотела Аня скрыть их с Александром Григорьевичем отношения, там, где пытливым умам не достаёт фактов, всегда найдётся место домыслам. По тому, как неохотно Аня покидает аудиторию английского, как скользит по её углу взгляд преподавателя, пока она собирается, по Аниному необъяснимому желанию накормить-расспросить-развеселить мужчину, однокурсники начали догадываться, что что-то с этими двумя не так. Отношения малознакомых, но часто встречаемых людей всегда волновали умы людей и одаривались ярлыками общества. Равнодушных к отношениям преподавателя и студентки на курсе было не слишком много. Большая часть парней искренне недоумевала, как “нормальный мужик” мог польститься на это короткое, выносящее мозг несчастье. Девушки считали себя глубоко уязвлёнными тем, что такой интересный и обаятельный молодой человек счёл деревенщину-Самошину лучше них, настоящих московских красавиц. Им же принадлежали тихие и злые, не раз осмеянные предположения, что Анна сблизилась с Александром дабы получить высокий балл. Не настолько она была несведуща. Да и Александр в таком случае выбрал бы кого… подлиннее. Кто-то завидовал самому факту наличия чувств и отношений у других людей, а кто-то не сильно замороченный, как Юля и Михаил, просто радовался счастью ближнего.
И что все так прицепились к этим принципам?
– подала голос одна из “уязвлённых” чтобы хоть как-нибудь высказаться против Самошиной.
Взгляд Александра сфокусировался на говорившей и в одно мгновение стал не просто сосредоточенным, но тяжёлым и вместе с тем невероятно ясным. Глаза мужчины блестели, как могла бы блестеть сталь начищенного клинка. Руководящий этим клинком не нападал, но давал понять, что не сдастся до последнего вздоха.
Бывают такие дни, когда принципы - единственное, что спасает от помешательства, - негромко ответил Александр.
Его голос был ниже и значительно тише чем во время чтения лекции, и прозвучавшая в нём уверенность заставила всех болтунов замолчать, спящих проснуться, а воинственно настроенную особу растерять все слова. Мужчина опустил взгляд в пол и посмотрел на притихших студиозов нарочито беспечно и весело.
– I am sorry for this pause. Who can tell me now… (прошу прощения за заминку. Кто сейчас сможет рассказать мне…
Всё остальное Аня помнила смутно. Она механически строчила в тетрадке, почти не сокращая слова, потому что для этого нужна сосредоточенность, и пропустила добрую треть лекции, закрашивая клеточки на полях. Кто смотрел через Александра тогда? Светлый образ добрых наставников, призрак печального прошлого? Саша так напомнил ей отца в редкие и неожиданные моменты, когда тот серьёзнел после неосторожной Аниной шутки. Сердце ёкнуло. Взгляд папы так же светлел и фокусировался. Аня предполагала, что страницы жизни Александра были самыми разнообразными. Он слишком сильно сжимал в руках или щёлкал ручкой, когда нервничал. Словно интуитивно искал вещь, которую можно использовать в качестве обороны. Он был сдержан и не терял лица на людях и, кажется, остался бы невозмутим даже во время Апокалипсиса, если бы знал, что инопланетяне организовали видео-трансляцию. Он был слишком внимательным для человека, с которым никогда не случалось ничего плохого. И об этом плохом Аня очень хотела узнать. Настоящее уходит своими корнями и самой сутью в прошлое. Настоящее множества людей закручивается
Они сидели на маленькой кухоньке и пили чай. Ане было ужасно неловко красть Александра у остального мира, да ещё и не использовать в личных целях (ибо стыдно и боязно), но мужчина все попытки завернуть его домой смял одним укоризненным взглядом и категоричным “Я так хочу”.
Саш… - начала Аня и замялась.
– Мы сегодня о принципах заговорили… что это было за время?
Когда у меня остались только принципы?
– проницательно спросил Александр и отхлебнул чай. Было видно, что разговор не слишком ему приятен.
Да. Оно ведь у тебя было, правильно? Извини, что я спрашиваю, - замямлила девушка и поступила, как и в любой стрёмной ситуации, - сказала правду.
– Просто я хочу о тебе побольше узнать. Но если ты не хочешь рассказывать, то не надо!
Когда я служил в армии произошёл интересный случай, - начал Александр, не обращая внимания на Анин лепет, - У нашего прапорщика пропали часы. Часы по закону жанра были не простые и даже не золотые, а награда командования за какие-то заслуги перед отечеством. Наш прапор был патриотом и человеком старой закалки и очень дорожил такими вещами. Он или носил часы на левой руке или запирал в своём кабинете. Так получилось, что в день пропажи Егор Степаныч отправлял меня в свой кабинет, уже не помню, зачем. Мы друг к другу очень хорошо относились, и он мне доверял, - Александр прервался, чтобы похрустеть грецким орехом и запить чаем.
– А вечером Егор Степаныч уже недосчитался своего имущества. Ключи не давали никому, кроме меня. Егор Степаныч, может, и рад был верить моему слову, но не мог. Меня на сутки определили в карцер. Ты же знаешь, что такое карцер?
– мужчина глянул на Аню, и та кивнула, глядя на него огромными глазами.
Александр ронял короткие и безэмоциональные фразы, а Аня слушала, затаивая дыхание.
После этого случая в казарме стали пропадать вещи, - продолжил мужчина.
– И не только вещи. Пропадали деньги, не досчитывались сух. пайков, формы. Мне давали наряды вне очереди, отправляли в карцер, грозились земным и небесным судами. Пару раз тёмную устроили. Говорили: признайся, по закону осудим, зато жив останешься. Я не признавался. А потом со склада пропал десяток винтовок. Я тогда находился в лазарете под присмотром врачей и никак не мог быть причастен. Начальство задумалось. Со мной осталась дежурить новенькая медсестричка. После отбоя я пить захотел сильно, - Александр сделал большой глоток из своей кружки, словно пытался заглушить жажду, мучившую его десять лет назад. Всё время рассказа он изучал взглядом гудящий холодильник и на Аню не больше смотрел.
– Слышу шум. Выползаю по стене из комнаты. Голова кружится, не вижу ни черта. За дверью медсестричка плакала, и ругался кто-то. Думаю: “совсем у кого-то крыша съехала”. На столе стояла бутылка “Ессентуков”, как сейчас помню, кому-то с гражданки приволокли. Сестричка симпатичная была, ей многие подарки несли. Взял я эту бутылку, воду оттуда выхлебал и пошёл к двери. В коридоре какой-то хмырь сестричку к стене прижал, она урыдалась вся, а вырваться не может, у того урода финка. Он на открытую дверь начал поворачиваться, и я ему со всего маху бутылкой по голове. Он упал. Я рядом по стеночке сполз. Сестричка убежала, - Аня сжала в руках кружку и стала слушать дальше, во все глаза глядя на Александра.
– Урода повязали и прижали. Этот хмырь был наркоман со стажем, он за дозу мать родную продал бы. В карцере без дозы сломался и всё рассказал. Его взяли в оборот какие-то сектанты, сначала брали по мелочи, потом Карты местности выменяли, попросили оружие. Этот у… урод со сторожем химией поделился, сказал обезболивающее новое. И когда мужика накрывало, брал ключи, какие хотел… и финка тоже ворованная была. Вот так всё и вскрылось. А если бы я тогда “сознался”, меня бы… словом, плохо было бы. А прапорщик мне те свои часы подарил.
Александр, наконец, посмотрел на Аню, и она с отчаянным выражением лица пересела к мужчине на колени, крепко обняла руками, уткнулась лицом в грудь, прижалась.
Ну что ты?
– Александр с нажимом погладил девушку по спине, ощущая уют и непривычное умиротворение. Реакция Ани была ожидаемой, но всё равно выбила из колеи неизменной искренностью и яркостью.
Аня сопела и не отвечала. Она не плакала, но всем существом пребывала в абсолютном смятении. Она сейчас готова была костьми лечь, грудью встать за своего бесценного Сашу. Ну как так?! Как Сашу в карцер?! Его нельзя бить! Он же самый честный, самый добрый, и девушку защитил! Но вот он здесь, живой, здоровый, улыбающийся Сашенька, с ровно стучащим сердцем.