Граф Орлов и мелкий фюрер

Кузьма Андревна

– Саш, смотри, - девушка захихикала и протянула Александру этот самый телефон с какой-то невероятно забавной по её мнению картинкой.

На Александра напало бешенство. Ну в нос бы ещё своей дорогой игрушкой ткнула, маленькое ленивое чудовище! Сколько можно отвлекаться?! Он работать пытается, деньги зарабатывать! У него богатых родителей нет, никто айфон не купит и квартиру в Москве не снимет! Александр устроился сам, сам работает и живёт. Не для того, чтобы ему в лицо всякой ерундой тыкали!

– Аня, можно ты мне это потом покажешь? – сдержанно попросил мужчина. Его рука непроизвольно нашарила ручку, пальцы начали снимать и снова одевать колпачок.

– Ну смотри, там же…

– Мне это сейчас неинтересно! – резко отбрил Александр и, бросив на девушку колючий взгляд, склонился над исписанными

бумагами. Немалую часть, очевидно, придётся брать домой, и это было весьма прискорбно.

– Извини, - тихо проговорила Аня и спрятала телефон в карман. Она посмотрела на Графа растерянно и беспомощно, и всё остальное время старалась сидеть тихо, а проверять быстро.

Когда в дверь аудитории вежливо постучал университетский охранник, Александр спохватился и начал складывать проверенные работы в стол, распределив разные курсы по разным ящикам, а непроверенные всей кипой в свой рабочий портфель. Он был убеждён, что с рюкзаком, аки школьник, на работу ходить не солидно. Аня торопливо закинула свои ручки, блокноты и термос в сумку. Девушка старалась не копаться, но, как назло, шарф запутался, перчатки падали из рук, сумка зацепилась за ножку стула… Охранник и преподаватель ждали её в коридоре, и как только девушка вышла, закрыли двери. Охранник вежливо попрощался и продолжил обход, а Александр с Аней пошли вниз, на выход. По лестнице спускались молча. Аня страдала от возрастающего гнева мужчины, а Александр напряжённо подсчитывал количество непроверенных работ и мрачно думал о том, что надо забежать в магазин за молоком и сосисками. Перебьётся сегодня ими. Только на выходе Аня позволила себе звонкое “пока”, через силу улыбнулась и помахала рукой. Александр что-то рассеянно ответил и побрёл к станции метро.

Аня, подавленная, плелась домой, грустно хрустя снегом. Что не так? Он, наверно, просто очень устал. Или она ему надоела? Пишет всё время, приходит, вертится вокруг… И вообще, серьёзнее надо быть, Саша ведь не один из её ровесников, у которых в голове ветер, а в зад… ней точке опоры шило метровое. Но как быть серьёзной, если совсем не хочется? Серьёзность хороша в мыслях и стрессовых ситуациях. В серьёзности люди увязают, как в болоте, окунаются с головой в апатию, равнодушие, серость… И равнодушие ни разу не лучше таких вот волнений по пустякам, совсем не лучше. Да и в чём смысл подобных издевательств над собой? Она готова меняться для Александра и самой себя: похудеть, выучить английский, научиться играть на гитаре, стать добрее и терпимее… но не скучнее. Чего стоит чувство, ради которого нужно выцвести изнутри?

А вообще, всё это ерунда. Аня тоже бывает резкой, ей все говорили. Друзья, родители, учителя в школе. Тогда почему так обидно? Первая размолвка, это должно было когда-нибудь произойти и это не повод выходить из окна небоскрёба. И мама с папой, бывало, ругались, и ничего. Просто мама научилась не отвечать на папину несдержанность, а он с умилением прощал ей такие маленькие слабости, как редкие приступы шопоголизма.

Аня понимала всё это, отчётливо осознавала и не могла прекратить думать. Всего лишь взгляд, один взгляд, толика раздражения, а она уже в истерике! Ну не годится никуда! Почувствовав в уголках глаз слёзы, Аня сердито фыркнула, придя домой, накапала себе валерьянки на кубик сахара. Подумала и схрумкала ещё один для профилактики. И решила ничего сегодня не учить! Часы показывали половину восьмого. Вот проторчала в универе всё свободное время и получила!.. Аня снова сердито фыркнула и направилась в ванную к зеркалу над раковиной. Уставилась укоризненно себе в глаза.

Анечка, прекрати, - выговаривала она себе.
– Это был твой выбор, тебя никто силой не держал. И страдать сейчас из-за херни тебя тоже никто не заставлял. Такая ты самостоятельная!
– девушка усмехнулась, подмигнула отражению и вернулась на кухню, чувствуя, что в зеркале больше не нуждается. Иногда нужно просто выговориться пустому пространству, и станет легче.

Она уселась на стуле у окна, укутавшись в старую кофту, которую в квартире забыл папа, поставила на подоконник кружку с чаем, открыла рот… и не смогла сказать ничего. Аня премило беседовала со стенами после каждой ссоры с родителями или друзьями, веселилась из-за восхитительной околесицы, которую сама

же и говорила. Негатив уходил. Это была не столько причуда, сколько вынужденная мера: после подобных конфликтов серьёзно барахлило сердце. Во всё остальное время впечатлительная сердечная мышца работала, как маленький моторчик, и никаких сложностей не создавала. Сейчас у Ани были все шансы вспомнить давно забытые ощущения, когда бросает то в жар, то в холод, лицо становится белее мела, а дышать совершенно невозможно, и остаётся только открывать и закрывать рот в попытках втянуть воздух в лёгкие. Воскрешать в памяти данный опыт не хотелось, но слова, которые могли бы облегчить Анины душевные метания, застревали в горле. Такого никогда не было раньше. Раньше слова лились сами, гневные, печальные, остроумные или нелепые, а теперь они словно боялись. Как будто Саша может подслушать их и не простить. Аня верила в силу слов, не только произнесённых в слух, но даже подуманных, и отношения с Александром представлялись слишком хрупкими, чтобы выдержать то, что девушка хотела бы сказать. Глупо. Аня взрыкнула от злого бессилия, сходила за пеналами и блокнотом с толстой бумагой. Она будет пачкать пальцы фломастерами и громко петь песни!

Александр положительно не выспался. Не не доспал полтора часика от общепринятых восьми, а вообще под утро лёг спать. Аня ни вечером, ни с утра ничего не писала, не звонила и не отвлекала. Это радовало. Поначалу. К третьей паре затишье в сети начало настораживать. А то, что Аня, постучавшись после занятий, не плюхнулась привычно на стул, а очень медленно подошла к столу с другой стороны, как-то странно-тихо улыбаясь, реально обеспокоило. Не то, чтобы Александр выучил поведение девушки досконально в любой ситуации, но эта непонятная улыбка, пальцы, мнущие край кофточки, чуть напряжённый взгляд… После весёлой и жизнерадостной Ани, перемена в этом создании сразу бросилась в глаза. Она как красный мак: цветы растут и распускаются одинаково, но если на окне неделю стоял один цветок, а когда завял, и на подоконник поставили другой, разница будет заметна сразу. Да, оба цветка – красные маки. Но у того, увядшего, стебелёк изгибался сильней, и листик был один, а не два. Лепесточки заминались совсем по-другому, а у семенной коробочки был другой оттенок. Отличия эти будут настоящими или выдуманными, но новый цветок никак нельзя принять за старый, потому что всю прошедшую неделю взгляд цеплялся за тот старый мак, мельком, неосознанно, и его образ уже отложился в голове, а новый… к новому глазам придётся снова привыкать.

Поэтому первым вопросом Александра было:

– Что случилось?

– Ничего не случилось, - Аня улыбнулась чуть ярче и непонимающе посмотрела на мужчину. – А что должно было случиться?

– Не знаю. Но что-то всё же случилось, - спокойно повторил Александр, разворачиваясь к девушке всем корпусом.

Этакий дворянин, сошедший со страниц книг Дюма-старшего, только шпаги на поясе не хватает. Честный и благородный. Не иначе, гасконец. Ане совсем не хотелось этого аристократа по духу менять на вчерашнего мистера нетерпимость, и она с ещё большим энтузиазмом начала отнекиваться.

– Да ничего не случилось. Вот я только руки вчера испачкала и чай сегодня чуть не пролила, - Аня улыбнулась уже почти как обычно и подставила под свет ламп свои ладони. Действительно все цветные, но это Александра не успокоило.

– Может быть, ты присядешь? – как-то неловко было разговаривать со стоящей девушкой, сидя на стуле. Аня быстренько обошла стол и устроилась на своём стуле, который Александр по привычке перенёс.

– Может, тебе сегодня не засиживаться здесь, а отдохнуть? Не спал наверное совсем, бедный… - предложила девушка и с сочувствием погладила руку мужчины, лежащую на столе.

Александру должно было стать тепло, но вместо этого мысль зацепилась за мысль. Не пишет, не обнимает, садиться не хотела, смотрит непонятно…

– Тебе надоело уже со мной тут сидеть, - заключил он и попытался говорить мягко. Он отлично понимал девушку, кто захочет в восемнадцать чахнуть над кучей бумажек. Он в свои восемнадцать чего только не делал. – А пойдём на каток!

Аня наградила мужчину скептичным взглядом.

– Ну какой тебе каток, ну ты же уснёшь, даже коньки зашнуровать не успеешь. А если не уснёшь, мою душу скушает совесть!