Граф Орлов и мелкий фюрер
Шрифт:
Александр Орлов: «Всё было настолько плохо?».
Анна Самошина: «Всё было хуже. Нас заставляли скороговорки пропевать)))».
Александр Григорьевич фыркнул и обул второй ботинок. Вот где не надо, она смелая.
Александр Орлов: «Я всё ещё не верю. Требую доказательств в понедельник».
Аня подавилась бутербродом. Да зачем он это делает?! И кто объяснит, почему от обычного сообщения сердцу снова в пятки захотелось?
Анна Самошина: «Так я использую котов-аристократов?».
Александр Григорьевич как раз заходил в лифт и чуть не разбил
Александр Орлов: «Не стоит. Мне больше нравились отечественные мультфильмы».
Анна Самошина: «Мне тоже)».
И прислала песенку царевны из «Летучего Корабля».
Александр представил себе Аню в таком же огромном синем платье, как было у Забавы, с мечтательно-идиотическим выражением лица, поющую «Аааах, если бы сбылась моя мечта…», и стало очень смешно. Но летучий корабль он бы девочке построил. Без вариантов. Он не хотел больше писать. Он действительно хотел просто погулять по заснеженным улицам и подышать холодным воздухом, но не удержался.
Александр Орлов: «И какая же у тебя мечта, Самошина?».
Ане очень надоело анализировать и делать правильные выводы. Кому они вообще нужны, выводы эти? Долой эволюцию, будем тупыми!
Анна Самошина: «Не знаю. Быть счастливой?».
Александр Орлов: «Это ты меня спрашиваешь? Что же входит в твою концепцию счастья?»
Анна Самошина: «Не знаю. В мою концепцию счастья входит спокойствие души и уют. Сейчас моё счастье составляют тёплые плед и махровые носки. Ещё снежинки красиво падают)))».
Мудрый подход к жизни, правильный. Александр Григорьевич вздохнул и опять отправил Beatles. «Hello, goodbye» подходит к нынешней ситуации, как ничто иное.
Аня слушала. Каждое слово, каждый аккорд гитары заставляли жмуриться до боли и глупо улыбаться. Вот это уже похоже на признание. Да, это оно и есть. И на него обязательно нужно ответить… но не сейчас. Сейчас она просто не может. Сейчас она может написать «люблю Beatles» и чувствовать себя полной дурой, оттого, правда, не менее счастливой.
Александр Григорьевич даже разозлиться не смог, до того ответ девушки выглядел смешно и глупо. Но ладно уж, пусть рисует там хоть котиков, хоть печку русскую, хоть голых битлов. Пусть живёт спокойно эти выходные. Но из университета она никогда и никак не сбежит. И поговорить ей с Александром придётся. И Аня ещё скажет своё «Yes». Маленькая она ещё, а со старшими надо соглашаться.
You say yes, I say no
Ты говоришь: “Да”, я говорю: “Нет”.
You say stop and I say go, go, go
Ты говоришь: “Стой”, я говорю: “Уходи!”, “Уходи!”, “Уходи!”.
Oh, no
О, нет!
You say goodbye and I say hello
Ты говоришь: “Прощай!”, я говорю: “Привет!”.
Hello, hello
Привет, привет!
I don’t know why you say goodbye
Я не знаю, почему ты говоришь: “Прощай!”
I say hello
Я говорю: “Привет!”
========== 7. О перфомансе или в нём песни Beatles зверя будят ==========
Понедельник. Студенты украшают этот бренный мир бледными похмельно-невыспавшимися лицами, а профессора мечтают разогнать по их умирающим организмам кровь старым дедовским методом. Ремнём, то бишь. Выделялись на фоне этого балагана только таинственно хихикающая, непривычно тихая Аня, задумчивый и капельку дёрганный Александр Григорьевич да офигевающе-улыбающаяся практикантка Леночка, которая стала свидетельницей того действа, из-за которого, собственно, эти двое были такие таинственные и дёрганные.
Леночка шла к аудитории Александра Григорьевича точно за Самошиной, всего на пару метров отставала, но женское чутьё на тайны и сплетни остановило прямо у порога и заставило между дверьми в аудиторию спрятаться. А Аня об этом не знала и потому говорила, как всегда, звонко и весело. Чтобы голос аж от стен отражался и в пространстве множился.
– Здравствуйте, ваше благородие! – сказала вежливая Аня, поддерживая ватман, норовящий развернуться.
– Привет, - Александр Григорьевич что-то сосредоточенно искал в ящике, склонившись над столом, как коршун над добычей, и не теряя при этом своей обычной аристократичности. – Доказывать пришла?
– Что доказывать? – оторопела девушка. Припомнила беседу «вконтакте» и устыдилась. А ведь считала себя человеком, все диалоги помнящим! – А-а-а, скороговорки. А, может, не надо? – хулиганство университетского масштаба, то есть стен-газета, было тихонечко и незаметненько уложено на студенческие столы.
– Не надо? – переспросил Граф и приподнял уголок рта в намёке на улыбку. Аня засмотрелась. За такую улыбку и глупости делать не жалко, и скороговорки петь. На табурете, чтобы в роль войти, значится.
– Нет, - студентка даже головой помотала для убедительности. – Я и так на парах пою, вы же сами говорили.
– Логично, - профессор уже совсем откровенно улыбался.
– Это газета моя лежит?
– Ага, - подтвердила Аня, сминая пальцами рукава куртки и ручки белого пакета из какого-то супер-маркета.
– Показывай шедевр, - предложил Александр Григорьевич, задвигая ящик стола. Чтобы не отвлекал, наверное. От «шедевра» аниного.
– Да мне уже бежать надо, Александр Григорич, - быстро сказала студентка и начала тактическое отступление к двери, - Пара начнётся скоро. К вам студенты придут… Кстати, а почему ещё никого нет?
Александр Григорьевич усмехнулся, показывая, что смену темы оценил и запомнил.
– Потому что у меня в понедельник первой пары нет, - поделился он сокровенной тайной и неторопливо вышел из-за стола, заложив руки за спину. Ничего страшного не случится, если этот фюрер мобильный на пару немножко опоздает, а поговорить надо.
– А зачем же вы тогда так рано пришли? – поинтересовалась Аня, ставя брови домиком и продолжая ретироваться за… той частью, которую Александр Григорьевич и хотел усадить на свой стол.