Граф Орлов, техасский рейнджер

Костюченко Евгений Николаевич ""

Шон Прайс снова закашлялся и надолго замолчал.

— У меня тоже были трудности с опознанием, — сказал Орлов.

— Что? Хочешь сказать, ты кого-то завалил по ошибке?

— Нет, что ты! Я же простой хлеботорговец. Как-то раз застрял на узловой станции. Перебрасывал груз с одного эшелона на другой. А все грузчики там были китайцы. Для начальства они все были на одно лицо. И пользовались этим. Во время выдачи зарплаты некоторые из них подходили к кассиру по несколько раз и называли чужие имена. Ву, Чан, Ляо… А потом приходили настоящие Ву

с Чаном и Ляо, а денег уже нет.

— Надо было назначить одного китайца помощником кассира, — перебил его Прайс.

— Я до этого не додумался, — признался капитан. — Но я подсказал другой способ. В ведомостях при получении денег всем рабочим приказали не расписываться, а ставить отпечаток большого пальца. Мазали палец чернилами и прикладывали вместо подписи. А чернила смыть трудно, так что по второму кругу уже никто не приходил.

— Чернила можно смыть хорошим виски. Я сам видел, как у нас в канцелярии писарь чистил свой обшлаг, — заявил рейнджер. — Конечно, грузчик не станет переводить виски на такое дело. Так что это ты здорово придумал. А как думаешь, это правда, что у каждого человека на пальцах рисунок, который не повторяется у других людей? Вот было бы здорово.

— Это было бы слишком просто, — ответил капитан. — Тогда в каждом полицейском участке просто была бы коллекция отпечатков пальцев всех преступников. Но раз такой коллекции нет, значит, всё это сказки. Вроде того, что в глазах покойника сохраняется образ убийцы.

— Точно, вранье. Сколько раз я ни заглядывал в глаза мертвецов, ничего там не видел. — Прайс снова надрывно закашлял. Потом спросил: — Так что ты скажешь насчет моей идеи? Будем клеймить плохих парней?

— Зачем?

— Чтобы потом не было лишних разговоров, когда предъявляешь тело. Заказывали Джона Смита с клеймом, к примеру, «НН» или «ЕЕ»? Так получите, и рассчитаемся.

— Не знаю, — подумав, ответил капитан. — Некоторых можно опознать по татуировкам. Но, наверно, фотография лучше клейма.

— Нет, не лучше. Видел я эти фотографии. Все мексиканцы получаются на одно лицо. А негра пробовали снимать на фото? Пусть даже и не пробуют. И потом, их же фотографируют в тюрьме. А знаешь, как на свободе люди меняются? Нет, Пол, лучше клейма ты ничего не предложишь. Его четко видно и на белой, и на черной коже. И с годами оно не меняется. Так-то вот.

— Ну, это не новая идея, — сказал Орлов. — Во многих странах ставили клеймо каторжникам. Потом отказались от этой затеи. Клеймо унижает человеческое достоинство. Тюрьма нужна не для того, чтобы наказывать, а для того, чтобы исправлять. А клеймо не смоешь. В результате человек выходит на свободу исправленным, но с клеймом.

— Подумаешь, проблема! Поставить второе клеймо. Первое клеймо означает, что он гад, второе — что он исправленный гад.

— Вот-вот, — сказал капитан. — Именно с этим общество и борется. Человек — не гад. Он может совершать ошибки, может грешить, но он все равно остается человеком. Вершиной творения.

— Ты это серьезно? — недоверчиво спросил

Прайс.

— Это не я. Это общество так думает.

— Повалялось бы это общество сейчас рядом с нами. Наверно, иначе заговорило бы.

— Еще поваляется, — сказал капитан. — Еще заговорит иначе. Всему свое время.

— А сам-то ты как думаешь? Ну, насчет вершины творения?

— Думаю, что так и есть. Человек — это лучшее из созданий. Достаточно вспомнить, по какому образцу он был изготовлен. Человек создан, чтобы из хаоса творить порядок. Вначале ведь был хаос. Потом началось творение. Поскольку рыбы, птицы и звери не справлялись с хаосом, был создан человек. Человек творит, понимаешь? Не просто размножается, а строит дороги, города, мосты. Лечит больных, учит неграмотных. Несет Слово Божье. В общем, творит. Пока его не убьет какая-то сволочь.

— Убийца — он ведь тоже человек. Может, он и был создан для убийств?

— Нет. Никто не рождается с ножом в руке. Или с ядовитым зубом, как у змеи. Нет, человек рождается для того, чтобы творить. А убийство… Убийство — грех, и не важно, кого ты убил. Кровь у всех одинакова, и у младенца, и у Джерико. Да, я грешник. Я хочу его убить. Я должен его убить, чтобы он перестал убивать. — Капитан устыдился столь высокопарной речи и добавил с усмешкой: — Это же чистая математика. Пусть лучше погибнут двое, Джерико и я, чем десятки тех, кого он сможет убить, если я его не остановлю.

— Понятно, — сказал Прайс после долгой паузы. — Ты загнул больно круто, но я с тобой соглашусь. Я убил много разных уродов. И сам удивлялся, почему мне их нисколько не жалко. Теперь понятно. Это были не люди. Они предали замысел создателя, они переметнулись в армию его врага. А с предателями в любой армии разговор короткий. Да, Пол, здорово ты все расставил по местам. Может, тебе стать проповедником?

— Сначала надо узнать, какой доход приносят проповеди. Посчитать издержки. Определиться с рынком. А потом уже можно попробовать. А то давай выступать на пару, а?

Они оба рассмеялись.

— Эх, — вздохнул рейнджер. — Вот ты говоришь, богач… Если б они у меня были, эти тысячи… Сам знаешь, одинокая жизнь, большие расходы. Дал знакомой семье в долг, они отправились в Калифорнию — да и пропали. Что еще? Ну, есть у меня счет в банке…

— Надеюсь, не в банке Эль-Пасо?

— Нет, — засмеялся в ответ Прайс. — Слушай, Пол, бросай ты свою хлеботорговлю, записывайся к нам, в рейнджеры. Я замолвлю словечко, тебя примут без лишних вопросов.

«Он только что готовился к смерти, — подумал Орлов. — А теперь строит планы на будущее. Возможно, у него начался предсмертный бред».

— Чего задумался? — окликнул его рейнджер. — Тут и думать нечего. Таких предложений ты больше не услышишь.

— Ладно, — сказал капитан Орлов. — Договорились. Как только выберемся отсюда, я записываюсь в твою роту.

— Нет, — сказал Прайс. — Ты будешь служить с Джонсом. Здесь, на границе.