Граф в законе (сборник)
Шрифт:
— Пойду прогуляюсь, — сказал Кондауров, вылезая из машины.
Приятная прогулка с призрачными лунными тенями. Каждый час приближал к Гипнотизеру. Наконец-то! Давно ждал он этого. Однако возникшее удовлетворение было искусственным, оно не возбуждало и не радовало. Отрава таилась в том, что арестовать Гипнотизера невозможно. Все равно улизнет, не прощаясь, как в прошлый раз.
И все же он шел туда. Зачем? С начальником управления они договорились не спешить. Поизучаем Гипнотизера, его окружение, а потом…
Но таков уж Кондауров: не научился терпеливо ждать. Постоянно толкал его ловчий азарт, а вела вперед вековая, не поддающаяся строгой логике интуиция.
Сейчас просто хотелось удостовериться, что именно там скрывается Гипнотизер. И еще одно желание так и подзуживало, так и подстрекало его: поговорить с Гипнотизером, честно, открыто, один на один.
Кондаурова остановил выдвинувшийся из темноты угол огромного забора. Одна сторона уходила направо в лес, другая тянулась рядом с дорогой к железным воротам, с которых два прожектора бросали вниз мутный, как марево, свет.
Он пошел направо, в темень. Стена забора продолжалась долго, метров семьсот, пока резко не свернула перед сосновой рощей, наполненной лунным сиянием.
Здесь у подножия забора вился журчащий ручей. В одном месте — Кондауров прямо-таки впился взглядом — ручей вымыл округлую нишу. Можно чуть-чуть разгрести песок и пролезть…
Несколько минут зачарованно, совсем как кролик перед пастью удава, стоял Кондауров возле промоины. Досадливо повел рукой, как бы отмахнувшись от совета не спешить, и шагнул к забору…
Просторный ухоженный парк со светлыми дорожками, резными беседками, с лоснящимся под луной бассейном. А в центре причудливое здание, будто сложенное из кубиков — этажи сбегают вниз ступенями.
Осторожно подобрался к ближайшему освещенному окну. Четверо сосредоточенно и зло играют в карты. За вторым окном увидел сначала грязные ступни ног, потом плоский зад, сжатый округлыми женскими коленями… Усмехнулся, двинулся дальше. Тронул водосточную трубу. Прочно держится. Надо попробовать. Первый этаж — холопский, господа живут выше…
Но тут словно птица вспорхнула сзади в кустах. Вгляделся. Прислушался. Тишина. Снова повернулся к водосточной трубе и даже не понял, откуда выпрыгнули, лишь почувствовал, как повисли на нем два тяжелых пыхтящих тела. Рванулся, сбросил их и помчался к спасительному лазу в заборе.
Видел, видел же этот проклятый лакированный ботинок, но не успел среагировать на подножку, растянулся во весь рост. Теперь уже на него обрушилась груда сопящих, рычащих тел. Ругнул себя обессиленно: «Вот вляпался, идиот!»
Его привели на второй этаж в комнату, отделанную парчой, толкнули к пухлому бархатному дивану. Под старинной картиной, где сатир гонится за испуганными нимфами, сидел в разлапистом кресле Пан. На нем был расшитый диковинными узорами синий японский халат.
— Смотрю и глазам своим не верю, — заговорил он с пафосом. — Прославленный Кондор ночью, как тать, пробирается в святая святых — частное владение, грубо нарушая ревниво оберегаемые им законы. Он даже не подумал о том, что его, как грабителя, могут просто застрелить.
— Не надо паясничать! — остановил его Кондауров.
— Да разве я смею! Майор Кондауров — личность неприкасаемая. — Он повернулся к дюжим охранникам. — Мне надо поговорить по душам с нашим дорогим незваным гостем.
Когда они остались одни, Пан отбросил свой иронично-враждебный тон, продолжил почти дружески:
— Извините за неласковый прием… Но вы сами напросились… И я имею право спросить: что вас интересует?
Кондауров стал внимательно, демонстративно разглядывать убегающих нимф.
— Не хотите отвечать? Тогда я скажу. Вас интересует то же, что и меня: загадочное убийство Хозяина и Зуба.
— Вас ложно информировали, — ответил Кондауров. — Этим занимаются другие. Поэтому напрасно вы посылали мне предупреждение, устраивали взрыв в квартире…
Многоопытного Пана выдало лицо. Быстрой чередой пробежали по нему недоумение, облегчение, радость. Такого ответа он явно не ожидал. Поэтому сам предоставил себе время осмыслить сказанное, предложив любезно:
— Чай? Кофе? Что-нибудь выпить? Или поесть в удовольствие? Я знаю, что работники милиции не имеют возможности себя иногда побаловать. А у нас здесь все самое лучшее…
— Ничего не надо.
— Как хотите, — искренне посожалел Пан, — Вернемся к нашему разговору. Зачем же вы тогда расспрашивали об этом в институте, в общежитии, в ресторане? Зачем смотрели фильм про похороны?
— Откуда вам это известно? — удивился Кондауров.
Теперь уже Пан избрал покровительственный тон.
— Дорогой гость, мы не бандиты, не рэкетиры, мы честные бизнесмены. Поэтому работаем рука об руку с милицией. Могу добавить. Вчера вы открыли тайный ход в ресторане «Три толстяка». Допрашивали моего бедного Стинга. Кстати, спасибо вам, он действительно не виновен. Потом у вас дома взорвалась газовая колонка.
Кондауров слушал пораженный.
— Да-а, — наконец вымолвил он, — от Пана секретов нет. Только в одном вы умышленно сделали ошибочку. Не колонка взорвалась, а ваш личный сувенирчик пытался размазать меня по стенам.
Пан молитвенно сложил у груди ладони, как бы говоря: «Обижаете», и воскликнул:
— Мой? Клевета! Грязная клевета!.. Но я слышал, виновные наказаны за то, что ошиблись адресом.
Это было почти признание. Кондауров уже не сомневался, что перед ним сидит его несостоявшийся убийца. Странно. Ни гнева, ни злости, ни раздражения. Будто глянул в окно и увидел, что солнце затмил белесый туман.