Граф в законе (сборник)
Шрифт:
Как говорить с ним — теперь он знал… Оставалось прежнее, малое: где отыскать этого собеседника? Прокручивая пленку, он пытался отловить ненароком брошенное словцо, за которым крылся бы намек, обиняк — ну хоть какая-то зацепка.
Кое-что его слегка насторожило. Записал на всякий случай: «Чтобы выжить — надо исчезнуть. Или надеть шапку-невидимку. Один специалист шьет такие шапки».
Долго мучился, расшифровывая затуманенную аллегорию о специалисте, который шьет шапки-невидимки. А
Белобрысый лейтенант принес ему из информационного центра список таких московских специалистов.
Кондауров ахнул:
— Ты что, издеваешься? Здесь же восемь страниц. Мы полгода их будем опрашивать. Иди обратно и подчеркни проходивших по каким-нибудь нашим делам. Отдельно выпиши тех, кто подозревается в том, что добывал липовые документы.
Отдельно выписанных оказалось Четверо.
— Вот это другое дело, — поднялся из-за стола Кондауров. — С них и начнем.
Первый был в отпуске, второй, дряхлый пенсионер, давно отошел от дел, выращивал дома на подоконниках лимоны и помидоры. А третий обнял Кондаурова, как старого приятеля.
— Неужели нашли того мерзавца-грабителя?
Это был перевернутый Восклицательный Знак, карманы которого Гипнотизер опустошил возле Сбербанка.
— Ищем, — ответил Кондауров.
— Понимаю. Нелегкое дело. — Сочувствие было искренним. — А моя обида не прошла. Не ограбил он меня, а оскорбил смертельно. Ох, если бы я смог вспомнить его!
Они перебросились еще двумя-тремя незначащими фразами и распрощались.
— Едем дальше, — сказал Кондауров белобрысому лейтенанту, — Кто у нас четвертый?
А ехать дальше уже почему-то не хотелось. Вот бывает так, необъяснимо: пропадает желание, и ничего поделать с собой не можешь.
Если бы знал Кондауров… Если бы знал…
Минут через десять после их отъезда Восклицательный Знак вышел на улицу в сопровождении двух мужчин. Один из них, открыв дверцу машины, тихо повторил:
— Извините. Срочно.
Пан встретил его по-деловому сухо.
— Мне нужна информация об одном человеке, которому вы делали операцию в нашей клинике.
— Я не имею права об этом говорить, — осторожно возразил Восклицательный Знак.
— Знаю, — произнес, как пригрозил, Пан. — Так решили авторитеты на сходке. Но там речь шла только о тех, кого вы принимали по их рекомендациям. А я прошу дать информацию о вашем, так сказать, левом заказе.
— Левых операций не делал. — Хирург уже был испуган.
— Зачем нам ссориться? — смягчил свой напор Пан. — Назовите цену. Я готов заплатить по-царски. Вот его фотография, сделанная до операции. Вспоминаете?
Восклицательный Знак от страха готов был превратиться в вопросительный. Он знал, что ссориться с Паном и вправду опасно.
— Я могу описать, каким он стал после операции. А фотографию… паспорт… делали другие.
— Договорились. Садитесь, пишите. А с «другими» встретятся мои помощники.
Вечером Пан позволил себе выпить бутылку музейного хереса, принесенную из подвалов ресторана «Три толстяка». Устроил маленький праздник. В лежащей перед ним папке было все: подробное описание внешности, фотография и новая фамилия Гипнотизера.
С минуты на минуту должен был появиться Стинг и доложить о выполнении задания.
Но Стинг уже в дверях беспомощно развел руками.
— Облазили, обзвонили все гостиницы, все места, где он мог остановиться…
Пан тяжело задышал, понуро уставился в стену. Хорошо известный Стингу признак нарастающего гнева. Сейчас громыхнет.
— Снимай штаны! — грозно рявкнул Пан, стягивая ремень со своих брюк.
— Да ты что?! — ужаснулся, возмутился Стинг, но все же начал медленно расстегивать пуговицы.
— Быстрей! Ложись!
Стинг, все еще не веря в дикое намерение Пана, опустился на колени, лег животом на стул…
Ремень взвизгнул, оставив жгучую боль и вечную обиду в Стинге. Он закрыл глаза, сжал губы, заскрежетал зубами…
От дверей мелко застучали каблучки.
— Глеб появился! — Вера выкрикнула и замерла, глядя, как вскочил Стинг, натянул штаны, начал быстро застегивать ширинку…
Понурый взгляд Пана передвинулся на нее.
— Сама видела?
— Нет. Вчера Ерофеич слышал его голос… Говорит…
— Говорит! Говорит! А ты уши развесила… Ерофеичу двести пятьдесят лет… Он уже и другие миры слышит…
Озлобленный голос Пана не смутил ее.
— Во-первых, не двести пятьдесят, а семьдесят пять. Сегодня исполнилось. А во-вторых, он уверен, что это был Глеб.
Пан снова отыскал взглядом точку на стене. Долго задумчиво изучал ее. Наконец оторвался, скомандовал:
— Давай сюда Ерофеича! А сама исчезни. — Повернулся к позорно сгорбившемуся Стингу. — Сотвори злого ерша под видом шампанского.
Произошло неожиданное интересное превращение Пана: он пошел навстречу Ерофеичу раскованно дружелюбный, улыбающийся.
— Рад, очень рад вас видеть… Пригласил, чтобы поблагодарить за добросовестную службу, с юбилейной датой поздравить. Все-таки семьдесят пять. Прекрасная вершина зрелости. Завидую. По-хорошему завидую. — Он взял со стола несколько крупных ассигнаций, протянул старику, — Примите от нас премию. Заслужили. Присядьте на минутку. Соблаговолите бокал шампанского со мной. За ваше здоровье.