Графиня де Шарни. Том 1
Шрифт:
— Прощайте, сударь, — сказал ему Фавра, — надеюсь, что при случае вы дадите свидетельские показания в мою пользу.
Решительно спустившись по ступеням, он направился к эшафоту.
В ту минуту, как он поставил ногу на нижнюю ступеньку виселицы, кто-то крикнул:
— Прыгай, маркиз!
В ответ раздался низкий и звучный голос осужденного:
— Граждане! Я умираю невиновным! Помолитесь за меня Богу!
На четвертой ступеньке он опять остановился и столь же решительно и громко, как в первый раз, повторил:
— Граждане!
Дойдя до последней, восьмой ступеньки, он в третий раз проговорил:
— Граждане! Я умираю невиновным: молитесь за меня Богу!
— Так вы все-таки не хотите, чтобы вас спасли? — спросил его один из помощников палача, поднимавшийся вместе с ним по лестнице.
— Спасибо, друг мой, — отвечал Фавра. — Бог вознаградит вас за ваши добрые намерения!
Подняв голову и взглянув на палача, который, казалось, ожидал приказаний, вместо того чтобы приказывать самому, Фавра молвил:
— Исполняйте свой долг!
Едва он произнес эти слова, как палач толкнул его, и тело маркиза закачалось в воздухе.
Пока толпа шумела и волновалась, упиваясь зрелищем на Гревской площади, пока некоторые любители хлопали в ладоши и кричали «бис», словно после куплета водевиля или оперной арии, одетый в черное молодой человек соскользнул с афишной тумбы и, рассекая толпу, пробрался к Новому мосту, вскочил в экипаж без гербов и приказал кучеру:
— Гони в Люксембург!
Кучер пустил лошадей вскачь.
Экипаж этот с большим нетерпением ждали три человека.
Это были граф Прованский и два дворянина, имена которых мы уже упоминали в этой истории; впрочем, их незачем сейчас повторять.
Они ждали возвращения кареты с тем большим нетерпением, что собирались сесть за стол еще в два часа, но беспокойство не позволяло им этого сделать.
Повар тоже был в отчаянии: он уже в третий раз принимался за ужин; через десять минут и этот ужин будет готов, а через четверть часа снова будет никуда не годен.
Итак, ожидание достигло предела, когда наконец со двора донесся стук колес.
Граф Прованский подбежал к окну, но успел лишь заметить, как кто-то соскочил с подножки кареты и тенью метнулся к входу во дворец.
Граф бросился от окна к двери; однако прежде чем будущий король Франции успел добежать до двери, она распахнулась, и на пороге появился одетый в черное молодой человек.
— Ваше высочество! — молвил он. — Все кончено. Маркиз де Фавра умер, не произнеся ни одного лишнего слова.
— Значит, мы можем спокойно сесть за стол, дорогой Луи.
— Да, ваше высочество… Клянусь честью, это был достойный дворянин!
— Я совершенно с вами согласен, дорогой мой, — отвечал принц. — Мы выпьем на десерт по стаканчику констанского за упокой его души. Прошу к столу, господа!
Двустворчатая дверь распахнулась, и знатные сотрапезники перешли из гостиной в столовую.
Глава 18. МОНАРХИЯ СПАСЕНА
Через несколько дней после казни, описанной нами во всех подробностях, дабы показать нашим читателям, на какую благодарность королей и принцев могут рассчитывать те, кто жертвует ради них своей жизнью, какой-то господин на коне серой масти в яблоках медленно ехал по улице Сен-Клу.
Неторопливый шаг не следовало объяснять усталостью коня или ездока: и тот и другой были в пути совсем недолго. Об этом нетрудно было догадаться: пена слетала с губ коня не потому, что всадник его чрезмерно понукал, но, напротив, оттого, что он его упрямо сдерживал. Сам всадник — и это становилось понятно с первого взгляда — был дворянином; на его костюме не было ни единого пятнышка, что свидетельствовало о внимательности, с которой он объезжал на дороге грязь.
Всадник ехал медленно потому, что его занимала какая-то важная мысль, да еще, может быть, потому, что ему необходимо было прибыть к определенному часу, который еще не наступил.
Это был господин лет сорока с крупной головой и толстыми щеками; у него было некрасивое, но выразительное лицо, покрытое оспинами. Человек этот легко менялся в лице, его глаза были готовы метнуть молнию, в складках рта притаилась насмешка — вот как выглядел человек, призванный, что сразу было заметно, занять важное место в этой истории и наделать много шуму.
Впрочем, казалось, что его уже коснулась одна из тех органических болезней, против которых бессильны даже самые стойкие характеры: лицо его было серо-землистого оттенка, глаза покраснели от утомления, щеки обвисли; он начал полнеть, и эта тучность была нездоровой. Вот как выглядел только что представленный нами читателю господин.
Поднявшись вверх по улице, он без колебаний въехал во внутренний двор дворца и стал оглядываться.
Справа между двумя постройками, образовавшими нечто вроде тупика, его ждал человек.
Он подал знак всаднику приблизиться.
Одна из дверей была незаперта. Ожидавший человек вошел в нее, всадник последовал за ним и оказался в Другом дворе.
Там человек остановился — он был одет в камзол, короткие штаны и жилет черного цвета, — потом, оглядевшись и убедившись в том, что поблизости никого нет, он направился к всаднику со шляпой в руках.
Тот подался к нему навстречу: пригнувшись к шее коня, он вполголоса спросил:
— Господин Вебер?
— Его сиятельство граф де Мирабо? — спросил тот вместо ответа.
— Он самый, — кивнул всадник.
И с легкостью, которую трудно было в нем предположить, он спрыгнул с коня.
— Входите! — торопливо проговорил Вебер. — Соблаговолите немного подождать, пока я отведу вашего коня в конюшню.
С этими словами он отворил дверь в гостиную, окна и другая дверь которой выходили в парк.