Графиня де Шарни. Том 1
Шрифт:
Ах, до чего интересно: голова, надетая на острие копья! Такое зрелище видели в последний раз шестого октября, а нынче уже двадцать первое!
— Ах, Бийо, Бийо! — прошептал Жильбер, бросаясь вон из залы. — Как хорошо, что ты уехал из Парижа и не видишь всего этого ужаса!
Он пересек Гревскую площадь, идя вдоль Сены, оставив позади и эту пику, и эту окровавленную голову, и воющую толпу, двинувшуюся через мост Нотр-Дам. Едва дойдя до середины набережной Пелетье, он почувствовал, как кто-то дотронулся до его руки.
Он поднял голову, вскрикнул, хотел остановиться и заговорить; однако человек сунул ему в руку записку, прижал палец к губам и пошел.
Человек этот, несомненно, хотел остаться незамеченным; однако какая-то торговка при виде его захлопала в ладоши и закричала:
— Это наш дорогой Мирабо!
— Да здравствует Мирабо! — сейчас же подхватила сотня голосов. — Да здравствует народный заступник! Да здравствует оратор-патриот!
И последние ряды тех, кто следовал за головой несчастного Франсуа, заслышав эти крики, развернулись и бросились за Мирабо; когда он дошел до аббатства, толпа за его спиной была уже необъятной.
Это в самом деле был Мирабо. По пути на заседание Национального собрания он встретил Жильбера и передал ему записку, которую он перед тем написал за стойкой в лавке виноторговца. В записке он предлагал свои услуги.
Глава 26. ВЫГОДА, КОТОРУЮ МОЖНО ИЗВЛЕЧЬ ИЗ ОТОРВАННОЙ ГОЛОВЫ
Жильбер торопливо пробежал глазами записку Мирабо, потом еще раз внимательно ее перечитал, положил в карман куртки и, подозвав фиакр, приказал отвезти его в Тюильри.
Когда он туда прибыл, он обнаружил, что все ворота заперты, а стража усилена по приказу генерала де Лафайета: узнав, что в Париже начались беспорядки, тот прежде всего позаботился о безопасности короля и королевы, а затем отправился к месту предполагаемых волнений.
Жильбера узнал привратник с улицы Эшель и пропустил во дворец.
Едва увидев Жильбера, г-жа Кампан, получившая приказание королевы, пошла ему навстречу и немедленно проводила к ее величеству. Вебер по приказанию королевы снова отправился узнать, что происходит.
При виде Жильбера королева вскрикнула.
Сюртук и жабо доктора были в некоторых местах порваны во время борьбы, которую ему пришлось выдержать, отстаивая несчастного Франсуа; рубашка его была испачкана кровью.
— Ваше величество! Прошу меня простить за то, что я явился к вам в таком виде; но я и так против воли задержался и не хотел заставлять себя ждать еще дольше.
— А что с этим несчастным, господин Жильбер?
— Мертв, ваше величество! Он был убит, растерзан в клочья — В чем же его вина?
— Он невиновен, ваше величество.
— Ах, сударь, вот плоды вашей революции! Перевешав знатных господ, чиновников, гвардейцев, они взялись друг за друга; неужели нет никакой возможности наказать убийц?
— Мы постараемся это сделать, ваше величество; но лучше было бы предупредить новые убийства, нежели наказывать убийц.
— Как же этого добиться, Боже мой?! И король и я только этого и желаем.
— Ваше величество! Все эти несчастья происходят от глубокого недоверия народа к представителям власти: поставьте во главе правительства людей, пользующихся доверием народа, и ничего подобного никогда не повторится.
— А-а, да, да! Господина де Мирабо и господина де Лафайета, не так ли?
— Я думал, что королева послала за мной, чтобы сообщить, что она добилась от короля согласия на предложенную мною комбинацию.
— Прежде всего, доктор, вы впадаете в серьезное заблуждение, что, впрочем, происходит не с вами одним, — молвила королева. — Вы думаете, что я имею влияние на короля? Вы полагаете, что король следует моим советам? Ошибаетесь: если кто и имеет на короля влияние, так это ее высочество Елизавета, а не я; а доказательством этому служит то обстоятельство, что еще вчера он отправил с поручением одного из моих людей, графа де Шарни, а я даже не знаю, ни куда, ни с какой целью он поехал.
— Однако если бы королева соблаговолила преодолеть свое отвращение к господину де Мирабо, я ручаюсь, что король согласился бы сделать то, что я предлагаю.
— Уж не собираетесь ли вы, господин Жильбер, уверить меня в том, — с живостью заметила королева, — что мое отвращение не имеет оснований?
— В политике, ваше величество, не должно быть ни симпатий, ни антипатий; она должна опираться либо на принципы, либо на выгодные комбинации, и я должен заметить вашему величеству, что, к стыду человечества, выгодные комбинации несравненно надежнее отношений, основанных на соблюдении принципов.
— Доктор! Неужто вы всерьез полагаете, что я должна довериться человеку, которому мы обязаны событиями пятого и шестого октября, и заключить договор с оратором, который публично оскорблял меня с трибуны?
— Ваше величество! Поверьте, что господин де Мирабо не виноват в том, что произошло пятого и шестого октября; всему виной голод, неурожай, нищета — они послужили причиной грозных событий; а завершила начатое ими дело мощная, таинственная длань… Может статься, что придет такой день, когда мне самому придется защитить вас от нее и сразиться с этой темной силой, преследующей не только вас, но и всех вообще коронованных особ; эта сила угрожает не только французскому трону, но всем земным тронам! Ваше величество! Я имею честь положить свою жизнь к вашим ногам и к ногам короля, и это так же верно, как то, что господин де Мирабо не причастен к тем страшным дням: он узнал из записки во время заседания Национального собрания, как и все другие... ну, может быть, чуть раньше других депутатов, что народ двинулся на Версаль.
— Будете ли вы также отрицать то, что общеизвестно: что он оскорблял меня с трибуны?
— Ваше величество! Господин де Мирабо принадлежит к породе людей, которые знают, чего они стоят, и приходят в отчаяние, когда, понимая, на что они способны и какую помощь они могли бы оказать, они видят, что короли не желают пользоваться их услугами. Да, чтобы обратить на себя ваше внимание, господин де Мирабо готов пойти даже на оскорбления, потому что он скорее согласится на то, что славная дочь Марии-Терезии, королева и женщина, бросит на него гневный взгляд, нежели совсем не будет смотреть.