Графиня де Шарни. Том 2
Шрифт:
— Господа! — промолвил он. — У нас, представителей нации, нет оснований для того, чтобы в присутствии короля не выразить своего уважения ему как главе государства. Если король принесет клятву стоя, я требую, чтобы Национальное собрание выслушало его в том же положении.
В ответ послышался тот же голос:
— Я хочу предложить поправку, которая примирит всех. Пусть господину де Малуэ, а также другим желающим будет позволено внимать королю преклонив колени; мы же примем предыдущее предложение.
Предложение было отклонено.
Король должен был принести клятву на следующий день. Зал был переполнен; трибуны ломились от зрителей В полдень доложили о прибытии короля.
Король говорил стоя; Собрание слушало его стоя; по окончании речи был подписан конституционный акт, и все заняли свои места.
Председательствующий — на сей раз это был Type — встал, собираясь выступить с ответной речью; после первых двух фраз, видя, что король не встает, он тоже сел.
Это вызвало рукоплескания на трибунах.
Долго не умолкавшие аплодисменты заставили короля побледнеть.
Он вынул из кармана платок и вытер взмокший лоб Королева присутствовала на этом заседании, он? занимала отдельную ложу; долее она не могла вынести: она поднялась, вышла, громко хлопнув дверью, и приказала отвезти ее в Тюильри По возвращении она не сказала ни слова даже с самыми близкими людьми. С тех пор, как Шарни не было рядом, в ее сердце копилась горечь, но она все держала в себе.
Король вернулся спустя полчаса.
— Что королева? — тотчас поинтересовался он.
Ему доложили, где она.
Лакей хотел пойти вперед.
Король знаком остановил его, сам отворил двери и вошел в комнату без доклада.
Он был бледен, растерян, пот струился по его лицу; при виде супруга королева, вскрикнув, вскочила с места.
— Государь! Что случилось? — вымолвила она.
Не отвечая ни слова, король рухнул в кресло и разрыдался.
— Ах, ваше величество! — воскликнул он. — Зачем вы присутствовали на этом заседании? Зачем вам нужно было видеть мое унижение? Разве для этого я вас пригласил когда-то во Францию?
Подобная вспышка со стороны Людовика XVI была тем невыносимее, что такое случалось с ним крайне редко. Королева, не сдержавшись, подбежала к королю и упала перед ним на колени.
Дверь с шумом распахнулась и заставила ее обернуться. На пороге появилась г-жа Кампан. Королева жестом ее остановила.
— Оставьте нас, Кампан! Оставьте нас! — приказала она.
Госпожа Кампан поняла, какое чувство владело в эту минуту королевой и почему она просила ее уйти. Камеристка почтительно удалилась. Стоя за дверью, она еще долго слушала, как супруги обменивались словами, прерываемыми рыданиями.
Наконец все стихло; спустя полчаса дверь отворялась и королева кликнула камеристку, — Госпожа Кампан! Потрудитесь передать это письмо господину де Мальдену; письмо адресовано моему брагу Леопольду. Пусть господин де Мальден немедленно отправляется в Вену; это письмо должно быть доставлено раньше, чем туда дойдет весть о том, что нынче произошло… Если ему понадобятся деньги, дайте ему сотни три луидоров; я вам потом верну.
Госпожа Кампан взяла письмо и вышла. Спустя два часа г-н де Мальден уже скакал в Вену.
Хуже всего было то, что необходимо было улыбаться быть ласковыми, сохранять веселый вид.
Весь остаток дня Тюильри затопляла необъятная толпа. Вечером город сверкал огнями. Король и королева получили приглашение прокатиться в карете по Елисейским полям в сопровождении адъютантов и командиров Национальной гвардии Парижа.
При их появлении послышались крики: «Да здравствует король! Да здравствует королева!» Но едва эти крики стихли и карета замедлила ход, как какой-то простолюдин, оказавшийся рядом с дверкой, скрестил на груди руки и со злобой проговорил:
— Не верьте им… Да здравствует нация! Карета снова покатила вперед; однако человек этот взялся рукой за дверку и пошел рядом; всякий раз, как в толпе кричали: «Да здравствует король! Да здравствует королева!», он повторял все тем же пронзительным голосом:
— Не верьте им… Да здравствует нация!
Королева вернулась к себе совершенно разбитая этими беспрестанно повторявшимися словами; поражало, с каким упорством и с какой ненавистью они произносились.
В театрах стали устраивать представления: сначала — в Опере, потом — в Комеди Франсез, затем — в Итальянской опере.
В Опере и в Комеди Франсез зал «был сделан», и потому короля и королеву встретили дружные аплодисменты; но когда собрались было принять те же меры предосторожности в Итальянской опере, оказалось поздно: билеты в партер были уже забронированы.
Роялисты понимали, что в Итальянской опере вечером, возможно, будет скандал. Опасение переросло в уверенность, когда стало ясно, кто будет сидеть в партере.
Дантон, Камилл Демулен, Лежандр, Сантер занимали места в первом ряду. Когда королева появилась в ложе, с галерей донеслись робкие аплодисменты. В партере зашикали.
Королева с ужасом заглянула в разверстую пропасть: она будто сквозь кровавую пелену видела глаза, пылавшие злобой и угрозой.
Никого из этих людей она не знала в лицо, не знала она и имен многих из них.
«Что худого я им сделала. Боже мой?! — думала она, пытаясь скрыть в улыбке свое смятение. — За что они меня так ненавидят?»
Вдруг ее взгляд остановился на человеке, стоявшем у одной из колонн, поддерживавших галерею.
Человек этот не сводил с нее пристального взгляда.