Графиня де Шарни. Том 2
Шрифт:
В это время доктор и Анж Питу остановились перед дверью Жильбера на улице Сент-Оноре.
Питу спал так же, как ходил, как ел, как дрался, то есть от всей души. Впрочем, по деревенской привычке вставать засветло в пять часов он уже был на ногах.
В шесть карета была готова.
В семь он уже барабанил в дверь Катрин.
Он условился с доктором Жильбером, что в восемь часов они встретятся у постели Бийо.
Катрин пошла отворять и при виде Питу вскрикнула:
— Ах! Моя матушка умерла!
Она сильно побледнела и привалилась к стене.
— Нет, — возразил Питу, — но если вы хотите застать ее в живых, вам следует поторопиться, мадмуазель Катрин.
Отменявшись с Катрин немногими словами, в которых заключалось так много смысла, Питу без околичностей сообщил Катрин о печальном происшествии.
— Случилось еще одно несчастье, — продолжал он.
— Какое? — отрывисто и равнодушно спросила Катрин, будто исчерпав душевные силы и потому не страшась новых испытаний.
— Господин Бийо был вчера серьезно ранен на Марсовом поле.
— Ах! — вскрикнула Катрин.
Очевидно, девушка приняла это известие не так близко к сердцу, как первое.
— Вот я и подумал, — продолжал Питу, — впрочем, и доктор Жильбер со мной согласился: «Мадмуазель Катрин сможет навестить господина Бийо, доставленного в госпиталь Гро-Кайу, а оттуда отправится на дилижансе в Виллер-Котре».
— А вы, господин Питу? — поинтересовалась Катрин.
— Я подумал, что, раз вы поедете туда облегчить госпоже Бийо страдания в последние ее дни, я останусь здесь и попытаюсь помочь господину Бийо вернуться к жизни… Я, понимаете, останусь с тем, кто одинок, мадмуазель Кэтрин.
Питу проговорил это как всегда простодушно, не думая о том, что в нескольких словах он выразил всю свою сущность.
Катрин протянула ему руку.
— Вы — славный, Питу! — молвила она. — Ступайте поцелуйте моего бедного мальчика, моего Изидора.
Она пошла вперед, так как только что описанная нами короткая сцена произошла в дверях. Бедняжка Катрин была хороша, как никогда, в траурном наряде, что заставило Питу еще раз тяжело вздохнуть.
Катрин пригласила молодого человека в небольшую выходившую в сад спальню: из этой спальни, не считая кухни и туалетной комнаты, и состояло все жилище Катрин; там стояли кровать и колыбель.
Кровать матери и колыбель сына.
Мальчик спал.
Катрин отодвинула газовую занавеску и отошла в сторону, давая возможность Питу разглядеть ребенка.
— Ой, да он — просто ангелочек! — прошептал Питу, сложив руки, словно для молитвы.
Он опустился на колени, будто перед ним в самом деле был ангел, и поцеловал малышу ручку.
Питу скоро был вознагражден за свой поступок: он почувствовал, как волосы Катрин заструились по его лицу, а ее губы коснулись его лба.
Мать возвращала поцелуй, которым он одарил ее сына.
— Спасибо, дружочек Питу! — молвила она. — С тех пор, как бедного мальчика в последний раз поцеловал его отец, никто, кроме меня, его не ласкал.
— О мадмуазель Катрин! — прошептал Питу, ослепленный и потрясенный до глубины души ее поцелуем.
Впрочем, это был чистый поцелуй признательной матери, и только.
Глава 26. ДОЧЬ И ОТЕЦ
Десять минут спустя Катрин, Питу и маленький Изидор уже ехали в экипаже доктора Жильбера в Париж.
Карета остановилась у госпиталя Гро-Кайу.
Катрин вышла, подхватила сынишку на руки и последовала за Питу.
Подойдя к двери бельевой, она остановилась.
— Вы сказали, что у постели отца нас будет ждать доктор Жильбер, не так ли?
— Да…
Питу приотворил дверь.
— Он уже там, — сообщил молодой человек.
— Посмотрите, могу ли я зайти и не причиню ли я отцу слишком сильного беспокойства.
Питу вошел в комнату, справился у доктора и почти тотчас вернулся к Катрин.
— Он получил такой сильный удар, что пока никого не узнает, как считает доктор Жильбер.
Катрин пошла было к больному с Изидором на руках.
— Дайте мне мальчика, мадмуазель Катрин, — предложил Питу.
Катрин замерла в нерешительности.
— Дать его мне, — заметил Питу, — это все равно, как если б вы с ним не расставались.
— Вы правы, — кивнула Катрин.
Она передала мальчика Анжу Питу, как брату, с рук на руки, решительно шагнула в комнату больного и подошла прямо к постели отца.
Как мы уже сказали, доктор Жильбер сидел у его изголовья.
Состояние больного почти не изменилось; как его накануне усадили в подушки, так он теперь и сидел, а доктор смачивал влажной губкой бинты на голове больного. Несмотря на лихорадку, естественную в его положении, из-за большой потери крови раненый был смертельно бледен; глаз и часть левой щеки припухли.
Как только он ощутил прохладу, он пролепетал что-то бессвязное и поднял веки; но сильная сонливость, которую врачи называют «кома», заставила его замолчать и закрыть глаза.
Подойдя к постели, Катрин упала на колени и, простерев руки к небу, воскликнула:
— Боже мой! Ты видишь: я от чистого сердца прошу Тебя: спаси моего отца!
Это было все, что девушка могла сделать для своего отца, едва не убившего ее возлюбленного.
При звуке ее голоса по телу больного пробежала дрожь; дыхание его участилось, он открыл глаза и, поискав взглядом, откуда доносится голос, остановил глаза на Катрин.
Он пошевелил рукой, словно отгоняя видение, которое больной, по всей видимости, принял за горячечный бред.