Графиня Монте-Кристо (Мадемуазель Монте-Кристо)
Шрифт:
Смертельная опасность! Неужели же она исходит от моего отца, этого естественного покровителя, дарованного мне самим Богом? Какое безумие!
Тем временем бал кончился.
В холле я заметила полковника Фрица.
— Подождите меня, — обратился к нему отец, — я скоро вернусь.
Отец, собственно говоря, проводил нас только до кареты и, захлопнув дверцу, крикнул кучеру:
— Домой!
Затем он снова вернулся на крыльцо и я заметила, что у них с полковником тут же завязался оживленный разговор. Уверена,
Матушка прижимала к глазам платок и раза два или три мне показалось, что она плачет.
— Что случилось, матушка, что вас так беспокоит? — спросила я наконец.
Ничего не ответив, она лишь нежно взяла меня за руку.
Когда мы приехали домой, она лихорадочно поцеловала меня и я почувствовала, что лицо ее влажно от слез.
— Киприенна! Киприенна! Ты должна выполнить волю своего отца!
Это было все, что сказала мне матушка и, вместо того, чтобы, как обычно, проводить меня в мою комнату, она сразу же прошла к себе и заперлась там.
Что все это значило? Чем были вызваны эти слезы? Что мне следовало предпринять и кому я могла довериться в эту минуту?
Матушка просила меня подчиниться воле отца, но что заставило ее так плакать, говоря это?
Ах, Урсула, почему тебя нет рядом со мной? Твоя дружба помогла бы мне разобраться во всем, ты смогла бы поддержать и защитить меня. Родительский дом, куда мне так хотелось вернуться, оказался полон загадок и ловушек. Боюсь, что отец окажется моим злейшим врагом. Матушка страдает не меньше меня, но старается ни во что не вмешиваться, и единственный человек, к которому я питаю полное доверие, единственный, кто, как я верю, может спасти меня, — это посторонний и почти незнакомый мне человек.
Я так несчастна, так печальна, я чувствую себя такой одинокой и равнодушной ко всему!
Кажется, я скоро сойду с ума.
Только что я закрыла свой голубой дневник и собралась готовиться ко сну. Я уже сняла с себя бальное платье и открыла шкатулку для драгоценностей, чтобы положить туда свои украшения.
Как ты думаешь, что я там обнаружила?
Записку в несколько слов. Вот ее содержание:
«Вам угрожает страшная опасность, но ваши друзья готовы защитить вас. Окажите им помощь в нужный момент».
Как могла попасть сюда эта записка? Кто эти таинственные друзья, которые проникли в мою комнату и написали те же слова, что прошептал мне на ухо виконт де ла Крус?
Мои друзья! Возможно, это враги, прячущиеся под личиной дружбы, чтобы принести мне тем больший вред? Но я уверена в виконте, человек с таким лицом и взглядом не может лгать.
Да и зачем ему обманывать меня?
О, если он солгал мне, если с его стороны это лишь ловкий трюк, то значит он самый презренный из людей!
«Вам угрожает страшная опасность, но ваши друзья готовы защитить вас. Окажите им помощь в нужный момент».
ГЛАВА VI
Оргия
В тот час, когда Киприенна поверяла голубому дневнику свои заветные мысли и опасения, в маленьком доме поблизости от Барьер-Пигаль происходила сцена совсем иного рода.
В описываемое нами время этот район, теперь полностью застроенный, представлял собою обширную равнину с несколькими особняками, окруженными большими садами.
В глубине одного из этих садов сидели полковник Фриц и его друг граф Лоредан де Пьюзо. Помимо них, там собралось также с дюжину гостей, как мужчин, так и женщин.
Поздний ужин близится к концу, в хрустальных бокалах пенится шампанское.
Королевой вечера является Нини Мусташ, одна из тех знаменитых женщин, чья слава длится до тех пор, пока не увянет их красота — то есть несколько дней, несколько месяцев или несколько лет.
Граф де Пьюзо безумно влюблен в нее и в этом нет ничего удивительного, ибо трудно найти более очаровательное и обворожительное существо, чем прелестная Нини.
Являясь воплощением греха, она кажется ожившей античной статуей Венеры. Единственной ее соперницей может считаться златокудрая Аврелия, называемая иногда Монте-Кристо. Ранее мы уже говорили о сходстве, послужившем причиной этого прозвища.
Однако в тот вечер Аврелия была в другом месте.
Мужчины были совершенно пьяны, а услаждавшие их одалиски были опьянены вином лишь наполовину.
Обед закончился оргией, а оргия постепенно перешла в настоящую вакханалию. Женщины нестройно запели фривольные песни, голоса их звучали резко и неприятно.
Лоредан встал с места с выражением глубокого отвращения на лице.
— Уйдем отсюда, — сказал он полковнику Фрицу.
Чем больше эти женщины пили, чем больше кричали и чем громче смеялись, тем сильнее охватывала графа невыразимая печаль. Возможно, это были угрызения совести.
Перед глазами графа встал образ Киприенны, как бы заслонившей от него на время всех этих разнузданных фурий.
Образ его дочери Киприенны, покоящейся сейчас в своей девичьей постели, Киприенны, которая, конечно же, не забыла помолиться за него перед сном. Бросив на полковника Фрица сердитый взгляд, он снова пробормотал сквозь зубы:
— А что, если он все-таки обманул меня? Что, если Киприенна действительно моя дочь?
Полковник Фриц, казалось, не расслышал слов графа.
— Вставайте, пошли отсюда! — повторил господин де Пьюзо, тряся своего друга за плечо.
Резко обернувшись, полковник с яростью дикого зверя уставился на графа. На какую-то секунду взгляды их скрестились, как шпаги во время поединка.
— Уйдем отсюда! — в третий раз сказал граф.
С трудом поднявшись на ноги, полковник Фриц молча последовал за графом.