Грамматика кхмерского языка
Шрифт:
— Еще советы?
— Больше никаких, — сообщил Юнг, — Просто попытайтесь вести образ жизни Гиммлера. И больше мест и людей, связанных с ним.
— А что делать, когда я начну сходить с ума?
— А что тут можно делать, мой друг? Когда придет безумие, а оно рано или поздно придет — постарайтесь не угробить себя и вверенную вам страну. И помолитесь. И еще могу дать кое-каких швейцарских препаратов…
— Галоперидол что ли? Спасибо. Вот этого мне точно не надо.
— Гало… Что? Как вы сказали?
Юнг явно заинтересовался, но я просто отмахнулся:
—
— Пенициллин уже изобретен, — заметил Юнг, — Англичане его используют, с этого года.
И тут опоздал!
Похоже, что куда ни кинь — всюду клин. Я в этом мире совершенно бесполезен. Тем не менее я ухватился за пришедшую мне в голову идею.
— А я могу как-то получить информацию из моего родного 2023 года?
— Лишь ту, которую вы уже знаете, — безжалостно вернул меня с небес на землю Юнг, — А другую информацию — никак. Как вы можете её получить, если до 2023 еще восемьдесят лет, если этой информации пока что не существует в природе?
Это мне было как ножом по сердцу, но крыть тут было нечем. Юнг был прав. Википедии в голове мне тоже не положено, как и архивов Министерства Обороны в ней же.
Я отодвинул недоеденный суп. Недоеденный суп в Европе 1943, да. Такое, пожалуй, только Гиммлер и мог себе позволить. Потом я хлебнул еще вина.
— Ну хорошо, — признал я аргументы Юнга, — Но чтобы прожить хотя бы несколько дней, пока память Гиммлера не вернулась и пока я еще сохраняю адекватность — мне придется изображать из себя реинкарнацию короля Генриха Первого. Вы же это понимаете?
Юнг на это тонко улыбнулся:
— Понимаю. И понимаю ваши мотивы.
— О чем вы?
— Ну… — Юнг поправил очки, — Признайтесь себе честно: вы же хотели бы оказаться в теле древнего германского короля, а не Гиммлера, так ведь? У королей все проще, так вам кажется.
— Ну пожалуй так, — признался я.
А смысл отрицать правду перед таким прошаренным психиатром, еще и не брезгующим откровенной мистикой? Юнг был единственным в этом мире, кто ни на секунду не усомнился в том, что я попаданец.
— Но вы не король, вы Гиммлер, — снова припечатал меня мордой о реальность Юнг.
— Я это понимаю. Но сама идея изображать короля…
— Всё очень просто, — объяснил Юнг, — Если хотите изображать короля — то три вещи. Во-первых, атрибуты. Сделайте так, чтобы люди, глядя на вас, видели короля. Корону, конечно, надевать не нужно, но попробуйте подумать в этом направлении. Во-вторых — единомышленники, влиятельные. Найдите тех людей, кто с радостью поверит, что вы реинкарнация Генриха Первого, поверит искреннее и сможет навязать эту свою веру другим. Когда один человек заявляет нечто — ему никто не верит. Когда то же самое повторяют сотни — это начинают повторять и тысячи. И третье, самое главное. Помните, что ваша легенда рано или поздно рассыпется. Правда всегда выходит наружу, хотим мы этого или нет.
— Ясно, — я кивнул, — А как насчет обучить меня древнегерманскому или там латыни?
— Древнегерманского не знаю, — отверг это предложение Юнг, — А для латыни найдите себе учителя получше меня. В Берлинском университете Фридриха Вильгельма на этом языке вроде до сих пор защищают диссертации, так что это вам будет несложно. Но главное — найдите людей, которые будут готовы вам поверить.
Я призадумался. Юнг, пожалуй, прав. Вот только где мне найти в Рейхе достаточно безумцев и идиотов, которые бы поверили в то, что я древний король…
Мой взгляд упал на череп с костями — «тотенкопф» на моей фуражке, которую я положил тут же на кушетке. И вот тут меня осенило. Это было как откровение, я, кажется, на самом деле стал возвращать себе память Гиммлера, по описанному Юнгом методу ассоциаций.
Ну конечно! У Гиммлера же имеется целая организация профессиональных шизофреников, готовых поверить во всё, что угодно…
Вот это самое Аненербе — «Немецкое общество по изучению древней германской истории и наследия предков». Я даже смог припомнить название этой организации, целиком. Метод Юнга работал!
Однако насладиться этим небольшим триумфом мне не дали. На лестнице застучали сапоги, через минуту в помещение ворвался мой адъютант Гротманн, явно насмерть перепуганный.
— Ну что там еще?
У меня появилось крайне недоброе предчувствие.
Гротманн покосился на Юнга:
— Приехал Вольф, рейсхфюрер.
Ясно. В смысле: ясно, что напугал Гротманна не сам Вольф, а новости Вольфа. Телефона в этом особняке нет, вот почему Вольф сюда примчался лично, определенно что-то случилось.
— Благодарю вас, Карл, — я чинно пожал Юнгу руку.
Потом вышел на лестницу. Вольф был уже тут, этот весь раскраснелся, а лоб у Вольфа вспотел так, что его хотелось протереть тряпочкой.
— Ну?
— Три вещи, шеф, — доложил Вольф, — Во-первых, мы получили ответ от Сталина. И я не уверен, что с ним нужно ознакамливать командование Вермахта…
— Это уже я решу, — перебил я, — Кого и с чем ознакамливать. Еще что?
— Во-вторых, проблемы с Айзеком, — вздохнул Вольф, — Он похоже возомнил себя настоящим фюрером…
— Ожидаемо, — хмыкнул я.
Я на самом деле был уверен, что двойник Гитлера рано или поздно выйдет из под контроля, но блин… Не на второй же день после нашего мятежа!
— Третье, — выдохнул Вольф, — Настоящий Гитлер нашелся, рейхсфюрер. И он в добром здравии, он поправился. Он издал приказ вас расстрелять.
— Вот как? — осведомился я.
Ну а что тут еще сказать? Оклемавшийся Гитлер — это конец.
Карл Густав Юнг, один из отцов-основателей современной психологии.