Грань риска
Шрифт:
— Я бы сказал, что находка этого письма — хороший знак, — проговорил Эдвард. — Если есть одно письмо, возможно, существуют и другие. Если вы собираетесь найти ответ, то, скорее всего, он содержится в частной переписке.
— Хорошо бы, конечно, если бы эти бумаги находились хоть в каком-нибудь хронологическом порядке, — посетовала Ким.
— Что насчет старого дома? — спросил Эдвард. — Вы приняли решение поселиться в нем?
— Да, — ответила Ким. — Пойдемте, я вам все расскажу. Оставив автомобиль Эдварда у замка, они поехали к дому в машине
— Это будет просто замечательный дом! — воскликнул Эдвард, когда они покинули строение. — Я даже как-то ревную вас к нему.
— Я очень волнуюсь, — призналась Ким. — Я с нетерпением жду, когда можно будет начать украшать интерьеры. Чтобы заняться этим, я возьму очередной отпуск и, может быть, даже отпуск за свой счет в сентябре, чтобы посвятить себя этому делу.
— Вы все собираетесь делать сами? — спросил Эдвард.
— От начала до конца, — ответила Ким.
— Это восхитительно, — поразился Эдвард. — Я на такие подвиги не способен.
Они сели в машину Ким, глядя на дом через ветровое стекло. Заводя мотор, Ким некоторое время колебалась.
— Вообще-то я всегда мечтала быть художником по интерьеру, — произнесла Ким с сожалением.
— Вы не шутите? — спросил Эдвард.
— Это была упущенная возможность, — сказала Ким. — Ребенком и подростком я с удовольствием занималась разными видами искусства. Особенно увлекло меня это в средней школе. Я была тогда очень прихотливой артистической личностью и с трудом приспосабливалась к работе в коллективе.
— Я, признаться, тоже никогда не отличался склонностью работать в группе, — проговорил Эдвард. — Почему же вы не стали художником по интерьеру?
— Родители отговорили меня от этого, — ответила Ким. — Особенно усердствовал отец.
— Я ничего не понимаю. В пятницу, за ужином, вы сказали, что никогда не были особенно близки с отцом.
— Мы не были близки, но он оказал на меня огромное влияние, — пояснила Ким. — В том, что мы так и не сблизились, моя вина. Поэтому я тратила массу усилий, чтобы доставить ему удовольствие. Хотя бы даже тем, что пошла в медицинские сестры. Он хотел, чтобы я стала медицинской сестрой или учительницей, ведь это «приличные» профессии. Наверное, он считает профессию декоратора неприличной.
— Да, отец может оказать на ребенка нешуточное воздействие, — выразил согласие Эдвард. — У меня тоже был такой порыв — угодить отцу. Когда я вспоминаю об этом, мне начинает казаться, что в то время на меня нашло какое-то умопомрачение. Мне надо было просто-напросто проигнорировать его мнение. Проблема заключалась в том, что он смеялся надо мной, потому что я заикался и не проявлял интереса к спорту. Я был для него сплошным разочарованием, так, во всяком случае, мне кажется.
Они подъехали
— Вы что-нибудь ели? — спросил он. Ким отрицательно покачала головой.
— И я тоже голоден. Почему бы нам не поехать в Салем и не поискать там приличный ресторан?
— И правда, — согласилась Ким.
Они выехали из имения и направились в город. Ким заговорила первая.
— Я отношу свою неуверенность в себе при общении, которая проявилась во время учебы в колледже, на счет родителей. Причина была именно в них. В моих с ними отношениях, — сказала она. — С вами было то же самое?
— Именно так, — ответил Эдвард.
— Просто удивительно, как важна в жизни правильная самооценка, — рассуждала Ким, — и немного страшно сознавать, что в детстве любая малость может непоправимо ее подорвать.
— В зрелом возрасте тоже, — не согласился с ней Эдвард. — А уж если подорвано самоуважение, то неизбежно нарушается поведение. Проблема заключается в том, что процесс может стать неуправляемым, автономным и повлечь за собой биохимические изменения, которые сами по себе уже будут работать в направлении снижения самооценки. Таким образом, замыкается порочный круг.
— Сейчас мы опять заговорим о прозаке? — догадалась Ким.
— Косвенно. — Эдвард не принял издевки. — У некоторых больных прозак может исправить положение.
— Стали бы вы, учась в колледже, принимать прозак, если бы он тогда был вам доступен? — спросила Ким.
— Возможно, — признался Эдвард. — Думаю, мой жизненный опыт тогда был бы другим.
Ким украдкой искоса взглянула на Эдварда. Тот улыбался. Она почувствовала, что он только что сказал ей нечто очень личное и сокровенное.
— Если не хотите, можете не отвечать на мой вопрос, который мне, пожалуй, не следует вам задавать. Но я все же спрошу. Вы сами принимали когда-нибудь прозак?
— Я охотно отвечу на ваш вопрос, — проговорил Эдвард. — Я какое-то время принимал его пару лет назад. Тогда умер мой отец, и у меня началась небольшая депрессия. Я не ожидал, что моя реакция на его смерть будет такой тяжелой, учитывая наши с ним непростые отношения. Один коллега посоветовал принимать прозак, и я последовал его совету.
— Прозак помог ликвидировать депрессию?
— Помог. Я в этом убежден, — ответил Эдвард. — Это произошло не сразу, но со временем. Однако самое интересное, на фоне приема прозака у меня появилась несвойственная мне напористость. Я не рассчитывал, что она проявится в результате лечения, поэтому такой необычный эффект нельзя считать эффектом плацебо. Несмотря на его неожиданность, этот эффект тоже пришелся мне по вкусу.
— А были ли какие-нибудь побочные эффекты? — спросила Ким.
— Очень легкие. Но в них не было ничего ужасного. В сравнении с депрессией это ничего не значащая мелочь, на которую не стоило обращать никакого внимания.