Грань Земли
Шрифт:
– Когда мы с мамой, бывало, осматривали улицы и прокрадывались в дома, я забирала с собой некоторые разбросанные книги. Глядя на них, мне становилось жалко. И я всё пыталась разгадать человеческую тайну, все их размышления и думы. Знаю, маме бы это не понравилось, и я даже зарекалась больше ни-ни! Но с каждой вылазкой приносила ещё по одной. Сначала я даже не задумывалась о библиотеке, просто аккуратно складывала книги на полу. Но их скопилось так много, что пришлось построить ещё один дом, этого лисёнка. Пока библиотека разрасталась, вместе с ней вырастала лисица. Мне помогала Пандора. А вот мама об этом так ничего и не узнала…
– Твоя мама забиралась
– Спросил Макс.
– Моя мама была мудрой женщиной и то, что она делала, было на пользу людям, мне же нечем гордиться.
– Прости!
– Кстати о перемещениях. Чтобы попасть в другую комнату нужно чётко представлять её, иначе далеко из прихожей не уйдёшь. Но тебе просто повезло, сейчас ты ощущаешь всё гораздо ярче, чем должен, и это помогает. Ведь дом живое существо. И знаешь, не надо каждый раз просить прощения, ты же не какая-нибудь сопливая девка!
– Сказала Тэсса.
Макс с улыбкой подкрался к ней и положил свои руки ей на плечи.
– Не обязательно быть такой вредной, мне же приходится этим дышать. Это очаровательно. Нет, вы только гляньте на неё! Так и хочется ущипнуть эту врединку! Потискать, помучать! Она вам не белая и пушистая, вся из себя такая мур-мур, с вальяжной походкой от бедра, правда, зая?
– Макс заливисто хохотнул.
А Тэсса нервным движением сбросила его руки и оттолкнула, отчего Макс легонько качнулся.
– Что-то я… как-то странно себя ощущаю… всё такое… необычное… - Он выставил перед лицом указательный палец и стал пялиться на него, пока водил, задевая им тонкие нити эфира.
– Слушай, а я совсем забыл спросить, вот я всё гляжу и вижу по воздуху плывут какие-то нитки, везде, до самого горизонта. Я конечно сроду очков не носил, но не сделала ли меня эта душевная пробоина косоглазым астигматиком? Надеюсь, это не входит в число мега чувств?
– У них всего два уровня, общий и детальный. Я как раз и специализируюсь на материи тонких, изящных чувств, ты же улавливаешь…
– О! Квантовая физика мироощущений? Ну что может быть обыденней?
– Макс усмехнулся и махнул рукой.
– Ладно, можешь не отвечать. А вообще, я хотел сказать, что книги — это отличный показатель того, что представляет из себя… этот… эээ… А, во, вспомнил! Ин-ди-вид.
– Произнёс Макс по слогам.
Тэсса вздохнула.
– Тебе сейчас нужен покой!
– Начала она.
Макс хмыкнул.
– К чёрту игру в удава!
– Воскликнул он, подбежал к Тэссе сзади и, обхватив за талию, упал спиной в размытость.
– Надо же! Угадал! Снова!
– Закричал Макс, разглядывая зал.
Лучи утреннего солнца попадали сюда сквозь множество узких оконец. Свет падал на десятки картин, изображающих людей в разные моменты жизни. Нарисованные акварелью, гуашью, акрилом, маслами и простыми карандашами, и ещё десятки зависших в воздухе картин с незаконченными рисунками, где краска всё ещё не обсохла и чудесным образом растекалась по очертаниям набросков. И много смятых, загнутых листков, перепачканных краской. Макс ходил и любовался рисунками, аккуратно раздвигая те, что зависли в воздухе, а затем опустил взор на измятые листки. Поднял, развернул, и увидел множество четверостиший, выведенных каллиграфическим почерком.
– Нет! Нет! Нет! Это не законченное, тебе не стоит смотреть и читать то, во что я вложила душу, пока ты… - Тэсса вырвала кипу листков.
А те, с которыми Макс успел отвернуться, начали вылетать из его рук, но Макс всё же урвал один и пробежался взглядом. Вдруг замер, блаженно улыбнулся
Тэсса вырвала листок.
– Я же говорила, пока не восстановишь контроль над чувствами, лучше не углубляться в творчество!
Но Макс не слушал и уже был пьян.
– Прости, не думал, что от пары строк меня так развезёт!
– Макс ухмыльнулся.
– Талантливый человек талантлив во всём, а?
Сказал он, на что Тэсса лишь вздохнула.
– Просто следуй за мной, не хочется тащить тебя силком.
– Сказала она.
И Макс взял её за руку и последовал за ней, послушный пёс.
Единственным источником света был мягкий, нежный, уютный огонёк, пылающий в камине, где тихо потрескивали дрова. Свет настоящего семейного очага, что ложился на комнату шёлковой тканью. Стены были увешены маскарадными масками и блюдцами с изображениями Эйфелевой башни, Перу, Тадж-Махала, соборов, храмов и многих-многих городов.
И виниловые пластинки между ними. Тэсса подошла к камину, схватилась за ручку справа и выдвинула из стены патефон. Затем сняла одну из пластинок и включила. Раздался хрип, и музыка принялась ублажать слух. Тихая, мелодичная и неуловимо глубокая, музыка для души. В такой можно раствориться, словно в горячей ванне со всеми её душистыми маслами и морской солью после насыщенного рабочего дня.
Тэсса поманила Макса и с задорной улыбкой окунула руки в огонь, в это неистовое пламя, где они окаменели, и недолго покопавшись вытащила оттуда две чашки с тёмной жидкостью. С них сходил пар, и воздух наполнялся кофейным ароматом. Вновь принявшие человеческий вид руки протянули одну из чашек. Макс с опаской взял и вздрогнул. Чашка была на удивление холодной. Макс поднёс её к губам и, закрыв глаза, втянул этот спелый аромат и прочувствовал тайные красоты далёких тропиков, весь их зной и страсть. И во всём этом сосредоточии душевности и уюта, сквозь призму бреши в собственной душе увидел Тэссу в каком-то ином свете.
Несколько минут они не отводили взглядов, пока Тэсса не заговорила.
– Присядем?
– И указала куда-то в сторону.
Макс стал озираться, но после огня комната была слишком тёмной, пятно перед глазами ещё не рассеялось. Макс кивнул и слепо побрёл в указанное место. Перед камином вдруг из ниоткуда возникли два мягких кресла. Макс рухнул в одно из них, едва не расплескав кофе, и стал дыханием своим остужать напиток, в то же самое время Тэсса уже сделала несколько уверенных глотков.
– Предпочитаешь кипяток?
– Спросил Макс.
– Не совсем, но иногда лишь обжигаясь можно почувствовать вкус. Порой с болью приходит наслаждение.
– Тэсса притихла и с какой-то грустной полуулыбкой вглядывалась в пламя.
– Что такое?
– Спросил Макс.
– Ничего, просто я подумала, что теперь мама никогда не узнает о всех моих книгах, что я насобирала, всех стихах и живописи, которые я скрыла в ночи. Я не смогу раскаяться, прочитать исповедь. Я всего-то и хотела быть чуточку человечней, узнать ту скрытую от меня жизнь, но всегда боялась слишком близкого контакта, облачённая в гордость. И выдавала этот страх за тревогу стать такой же губительной для мира, но мама была права. Мы и люди не такие уж и разные. Я страстно впитывала вашу культуру и сколько же во мне было высокомерия, жадности и пренебрежения, если я брала всё, что мне захочется. Так было сильно моё желание попробовать частичку этой жизни на вкус. Неужели я была настолько слепой и голодной, что объедки виделись мне королевской трапезой?