Гранатовое зернышко
Шрифт:
– Люд, да я сам сейчас… Не охай… – услышала издалека родные голоса, до нужного купе практически добежала…
– Мам, пап, – застала ожидаемую сцену – Николай Митрофанович успел уже достать действительно внушающий размеров чемодан, а теперь пытался разобраться с заевшим крючком, который не давал нижнему лежаку опуститься.
– Аминушка… – и тут же попала в сильные объятья на троих. Даже на четверых, если считать чемодан, который так и остался стоять между ними. Не мешал совершенно. Сейчас ничего не мешало бы. Так тепло было, так хорошо. Сказочно просто.
– Идем, девочки,
Вновь увидела неудавшегося поклонника.
Стоял, болезный, в обнимку с женой и с дочкой на руках. Жена – красавица, дочка к нему жмется так, что видно сразу – соскучилась жутко, а этот кобель…
Вновь Амину заприметил, подмигнул, жену обнимая, дочку в щеку чмокнул.
– Чемодан снести поможете? – и будь Аминина воля, спустилась бы да заехала казанове меж рогами, да не вовремя сейчас, родные расстроятся. Но хотя бы пользу от игривого поиметь можно.
Недолго думая, мужик отдал дочку в руки жене, понесся навстречу. Чемодан снял, ручку подал, поцеловал бы, наверное, не успей Амина вовремя ее выдернуть, а потом развернуться, чтобы подать уже родителям.
Николай Митрофанович раньше отказался бы. Он у них мужчина сильный, крепкий, да только колено ведь не из любопытства лечить решил, а потому что действительно беспокоило. Спустился, подал руку уже своей Людочке…
– Ну что, привет, Киев, – а потом они вдвоем оглянулись, синхронно делая глубокий вдох… – Давно не были, да? – Николай глянул на жену.
– В советское время еще, после университета приезжали, Сашке десять было, Илюше три… Изменился Киев, Аминушка?
– Вот сейчас и узнаем, обзорную экскурсию устроим, – еще раз быстро обняла приехавших, а потом схватила чемодан, направляясь прочь с перрона.
Хотелось парить, летать и не верилось…
– Ты видел, Коль, как наша Аминушка – пальцем поманила и все, уже бежит чемодан ловить…
Людмила Васильевна обращалась к Николай Митрофановичу, но Амина их прекрасно слышала – улыбнулась. Столько гордости было в этих словах. Столько любви в этом «наша Аминушка»…
– Видел, Люд, видел. Еще бы… Я бы тоже бежал, будь помоложе…
Амина обернулась, послала Николаю Митрофановичу воздушный поцелуй, а потом посеменила дальше, не в состоянии спрятать улыбку. Этот голос… Как же она любила этот голос…
***
Дальше по плану у них была маленькая обзорная экскурсия. Они проехались по центру, несколько раз даже остановившись, когда Людмила не могла сдержать свое «ой, а помнишь, мы тут…», вышли на набережной, съели по мороженому, а потом покатили домой, где их ждал самый настоящий пир.
Таксист помог затащить чемодан на восьмой этаж, за что получил хорошие деньги и улыбку Амины, а Людмила с Николаем почему-то замялись на пороге квартиры…
– Проходите, мам, пап, проходите… Вон тапочки… Надеюсь, удобные…
– Вы тут такие хорошие, Аминушка… – и только потом поняла, почему же они застыли на пороге как вкопанные.
Главная бабочка Баттерфляя долго размышляла, что делать с висевшей здесь на стене фотографией. Думала снять – чтоб не теребить старикам душу, но и жизни своей не могла представить без того, чтоб зайти в дом и встретиться взглядом с серыми глазами Илюши.
Думала долго, а решение так и не приняла, все откладывала на завтра. Закончилось тем, что поехала на вокзал, так ничего и не предприняв.
– У нас дома такая же, но меньше стоит в вашей комнате, помнишь же?
– Помню, – Амина улыбнулась, тоже задерживаясь на какое-то время взглядом на фотографии.
Амине казалось, что в восемнадцать лет она выглядела совсем еще ребенком, но уже была невестой. Впрочем, и Илюша в свои восемнадцать тогда не тянул на главу серьезного семейства. Вот только им было наплевать. Они любили безоговорочно и беззаветно. Женились рано, по любви, будучи знакомыми меньше года, преодолев все преграды и наплевав на все предрассудки. И на этой фотографии никто не смог бы увидеть их сомненья или страхи. Там были два влюбленных взрослых ребенка. Илья и Амина Краевские.
– Проходите, я там в ванной вам полотенца развесила, банные на кровати положила, если хотите, давайте вы пока от дороги отойдете, а потом ужинать будем. Я долму накрутила, но тушиться еще не ставила, она когда свежая, только из кастрюли – вкуснее…
– Есть, наш генерал, – первым от фотографии взгляд отодрал Николай Митрофанович, взял за руку Людмилу, повел исполнять указания.
Амина же, проходя мимо застекленной рамки, провела пальцем по нижнему ободу. Поступала так часто и ничего не могла с собой поделать – хотела хоть таким образом коснуться если не живого человека, то живых воспоминаний.
***
Банные процедуры и приготовления Амина со старшими Краевскими закончили одновременно.
Уже в семь они дружно сели за расположенный на кухне небольшой стол, щедро уставленный вкусностями. Амина старалась – готовила, носилась в поисках излюбленных родительских деликатесов, вырвала в жестокой схватке последний киевский торт, долго по запаху пыталась найти настоящий ароматный чай, а не чайные красители, которым часто довольствовалась сама.
Николай с Людмилой охали и ахали, с благодарностью поглощая выставленные на столе угощения. Амина же разве что не урчала кошкой, так она была довольна всем происходящим. После восьми лет попыток убедить себя, что у одиночества, зовущегося уединением, есть своя незаменимая прелесть, она наконец-то могла смело признаться, что в легкую променяет все его прелести на возможность вот так проводить вечера.
– Обратные билеты мы еще не брали, Аминка, но больше месяца просидеть действительно вряд ли сможем… Саша обещал нам внуков подбросить на все лето.
– Пусть Сашка сюда подбрасывает…
Старшие Краевские рассмеялись, расценив как шутку, а Амина доказывать, что на самом деле готова принять еще и внуков, не стала. Тем более не стала говорить, что планирует сделать многое, лишь бы их приезд длился и длился…
– Да и делать нам здесь что?
– Гулять, отдыхать, книги читать. Я нам программу придумала – на неделю на море рванем, в Одессу.