Гранатовое зернышко
Шрифт:
Поцеловать еще успеет, если желание возникнет. А пока лучше присмотреться. И к ней, и к себе. И к происходящему вокруг. Особенно, наверное, к происходящему.
Глава 5
– Дамы, сосредоточились – приступаем.
Амина была не из тех, кто бросает слова на ветер. Практически пропущенную тренировку во вторник предстояло отработать в четверг.
Девочки это делать явно не хотели – поскуливали, постанывали, пыхтели, обсев сцену в главном зале. Кто свесил ноги, кто прямо-таки прилег на жестком дощатом полу, кто не поленился – сходил за стульчиком, а потом плюхнулся на него… Атмосфера царила максимально ленивая. И максимально не устраивающая Амину.
Сама она чувствовала в себе небывалый прилив сил. Видимо, сказался стресс, связанный со встречей с человеком из прошлой жизни или то, что в последнее время не нужно было так много сил тратить на стычки с Дамиром. Или успехи в учебе, или весна… Причин могло быть масса, а результат один – в Амине открылось второе, третье и четвертое дыхание.
– У нас есть полтора часа, потом свободны, но если я останусь недовольна – оставлю еще на полтора. Вы же знаете, со мной – как в тюрьме. Быстрее сядешь… Встали, – Амина хлопнула в ладоши, вновь слыша сдавленные всхлипы, стоны, кряхтение. Но ослушаться никто не решился – девочки потихоньку поднимали свои такие молодые, красивые, подтянутые и такие вялые в данный момент тела, а Амина в это время присела на корточки, чтобы подтянуть ремешки на босоножках.
Тренировались они не при полном параде, но обувь всегда брали сценическую. На Амине сегодня были короткие джинсовые рваные шорты и простая майка. Движения шорты не сковывали – там просто нечем было сковывать, а майка была давнишней Амининой тренировочной подружкой – уже местами протертая, растянутая, мягкая к телу и дышащая не только через образовавшиеся дырки, но и потому, что хлопковая. Остальные бабочки были приблизительно при таком же «обмундировании» – кто в трико, кто в шортах или спортивных штанах, но все на невообразимых каблуках.
Еще Пирожок когда-то потешался над ними за то, что выглядят как представительницы истинного сельского гламура, за что не единожды был Аминой словесно уничтожен, потом Мир раз пытался прокомментировать их форму одежды, за что чуть ли не был физически ликвидирован – в него полетел пульт от музыкального центра. Больше потешаться не решался.
Рабочий день у него был условно нормированным и условно днем. Поэтому во время тренировок он чаще всего находился не в клубе, а если и здесь, то занимался своими делами, которых была уйма. Как бы Амина к нему ни относилась, не признать, что Мир пашет, как бессмертный пони, не могла.
Взяв в руки тот самый пульт, который когда-то не долетел до Мира, Амина поднялась на сцену, встала спиной к кулисам, размяла шею…
– Встаем, – остальные бабочки выстроились в два ряда сзади – в первом три, во втором пять.
Бросив быстрый взгляд через плечо, убедившись, что все на местах, Амина нажала на кнопку, включавшую трек…
– Раз, два, три… – все девушки сделали три шага вперед, – поворот, – слушаясь команды, обернулись на девяносто градусов, оказавшись вполоборота к сцене, переступили с ноги на ногу, подняли одну руку, за ней другую… – меняемся, – развернулись, перестроились, – и назад…
За что Амина гордилась лично собой – так это за то, что сколько бы раз в их маленьком механизме не менялись детальки, он продолжал работать так же слаженно. Автором всех номеров бабочек была она одна. Понимала, что это крайне эгоистично, имея в подчинении восемь часто достаточно сильных танцовщиц, но ни разу не допускала ни одну из них к своему святому праву.
На этой почве случалась парочка скандалов, когда приходили девочки, стремящиеся в примы, пусть даже примы ночного клуба, но и из скандалов ничего конструктивного не выходило – девочки долго не задерживались, а Амина продолжала ставить…
За восемь лет в Бабочке у нее скопилась целая шоу-программа, и не одна – мода менялась, вкусы менялись, старое приедалось и хотелось нового, поэтому она все выдумывала, вырисовывала в голове, ставила сначала для себя одной – перед зеркалом, глядя, как будет смотреться, а потом экспериментировала на бабочках…
– Дальше вы, – спрыгнув с возвышения, Амина стала лицом к сцене, внимательно глядя на то, как девочки отрабатывают.
Хореографам положено иметь отменное воображение. Ведь то, что творится на сцене во время репетиции, ни в какое сравнение не идет с окончательными вариантами выступлений.
Сегодня на улице день, и над головами не мечутся прожекторы, музыка из центра хоть и грохочет, но далеко не так, как обычно происходит, если работают все колонки.
Амина смотрела не девочек и мысленно переносилась в ночь. Там, в мыслях, ее почти полностью устаивало то, что должно было происходить, но бабочкам об этом так просто она не скажет… Нет предела совершенству.
– Еще раз, вялые мои, просыпаемся…
Три хлопка заглушили стоны, а потом вновь заиграла музыка.
***
– Ладно уж, свободны, – отпустила подчиненных Амина как и обещала – ровно через полтора часа. Она была крайне довольна тренировкой. Ей откровенной нравилось то, что они сегодня «натанцевали».
В такие моменты Амина начинала любить свою работу еще сильней. Именно эту свою работу она, по правде, любила. Не вертеть попой, как считали многие, а творить.
– А ты идешь? – щебечущая стайка девушек тут же рванула к выходу, будто и не было на их лицах той показательной усталости, тех тяжелых вздохов и грусти всего еврейского народа во взглядах.
– Нет, я еще сама немного позанимаюсь, хочу понять – это вы у меня, зайки, такие кривоножки или там действительно сложно все в музыку сделать и не как манную кашу по тарелке размазать.
Никак не отреагировав на бурчание Амины, бабочки все той же шумной толпой ретировались, оставив Амину наедине с тишиной огромного зала и негромким шипением магнитофона.
По правде, своими бабочками она гордилась, о чем прямо им говорила редко, но основательно. Просто глядя на них, так и хотелось тоже броситься в пляс, а чаще всего не получалось – нужно было следить, подправлять, помогать, скрывать трясучку в собственных ногах, которые так и рвались присоединиться, но вот теперь можно…