Гранатовый срез
Шрифт:
— Может и в этом. Ч, ч! — подал условный сигнал Калашников.
Бойцы разом присели…
Через минуту на полянке, метрах в 50 от группы появился крепкий чернявый подросток лет 12–13. Воровато осмотревшись по сторонам, он быстро снял с себя коричневую, прожженную в нескольких местах ветровку и принялся усердно очищать ее от грязи… Судя по всему, это был тот самый вольный охотник, который увлекался стрельбой по русским машинам. На коленях и локтях юнца виднелись темные земляные следы — значит, где-то лежал, в кого-то целился. Только вот пытать его бесполезно, все равно ничего не скажет.
— Руки за голову, мордой в березу живо, — негромко сказал Калашников, не высовываясь из кустов.
Пацан закрутил головой, словно филин, высматривая откуда исходит опасность и в какую сторону можно сбежать.
— На счет два стреляю, — так же негромко сказал Мухин. — Р-раз! — сухо клацнул затвор.
Чеченец поднял руки и посмотрел на деревья — березы в этих краях не росли.
— О, якись гарный хлопец, — коверкая и путая украинские слова, добродушным тоном сказал Колдун.
Антонов взглянул на шефа и обомлел: вместо кепки на его голове красовалась зеленая исламская лента с арабской надписью посредине (трофей, добытый в одном из боев и лежавший в разгрузке на случай 'махнуть не глядя'). Бойцы тоже сдернули с макушек головные уборы.
— Та ты опускай руки, малец, опускай, — вышел на поляну Калашников, — мы тоби ничого поганого ни зробим, только пристрелим через хвилинку другую и нема делов. Понимаешь, не можно тебя в живых оставляти — бачил ты нас, а значит, приговор себе подписал. Диверсанты мы из славянского отряда Басаева. Про украинских националистов слыхал? Так вот — это мы и есть. Та ты сидай, побалакай перед смертью, мы ж не зверюги какие, все разумием.
— Вы правда от самого Басаева? — недоверчиво спросил пацан.
— А шо таке? Донести хочешь? Так ни выйде, я ж казав, здесь тоби заховаем.
— Да нет, дядя, я доносить не собираюсь, я сам с ними воюю.
— Это чем же? Вот этим что ли? — гоготнул Колдун, щелкнув мальца по ширинке.
— Я правду говорю, у меня и винтовка есть, от брата осталась. Он у Хаттаба в отряде воевал, убили его.
— Вижу мастер ты брехать, хлопче. Услыхал, наверное, шо мы за каждый выстрел гроши платимо, и решил сказку рассказать.
— Я могу принести, она тут рядом закопана.
— Добре, — согласился Калашников, неси, побачимо. Только з нашим чоловиком пойдешь, тут дурных немае.
Стоявший рядом Антонов без лишних слов схватил пацана за шиворот и скрылся в чащобе.
— Здорово получилось, — просиял Мухин, — я не ожидал, что он поведется.
— Я и сам не ожидал. Топорно сработал, надо было еще подогреть, а то сразу, как лопух представился. Просто мальчишка доверчивый оказался, таких здесь не часто встретишь.
— Да? А вот некоторым именно на таких и везет, — прищурился боец, — шашлычник с внуком, теперь пацанчик этот.
Невдалеке послышался хруст веток. Посыльные возвращались, видно, схрон был где-то рядом.
— Ну шо, не набрехал малой, есть винтарь, — сказал Антонов, сдергивая с плеча старенькую СВДэшку. — Еще ствол порохом воняет.
— О, це другой разговор, одобрительно крякнул Калашников, — теперь видно, наш хлопец. Запишите-ка его полные данные, чтоб гроши потом выдать. Ну коль ты настоящим войнахом оказался, откроем тоби страшную тайну. С диверсией мы сюда прийшлы, элеватор должны взорвать, шоб у федералов хлиба ни было. Только от взрыва крайние дома пострадают, а там мож хороши людины живут, вот думаем шо робить.
— Не надо дома взрывать, там много хороших людей, я сам там живу, — вспыхнул чеченец.
— От давай, кажи кто хороший, кто плохой, а мы уж потом решим, шо, да як…
Когда пацан начал описывать четвертый по счету дом, позвучала фамилия Тасуев.
— Это не тот ли Тасуев, который в чеченском ОМОНе служил? — возмущенно спросил Колдун.
— Тот, тот, — дружно закивали бойцы, — Шамиль сказал поставить его к стенке вместе со всей родней.
— Не, — этот нигде не служил, у него рука от рождения не гнется, — покачал головой подросток.
— Так может родственник его, я вот имя что-то забув.
— Есть у него брат, в Грозном живет, недавно в гости приехал. Он бизнесом занимается в России.
— Что хоть про Россию рассказывает, как там живется? — осторожно спросил Колдун.
— Не очень живется. Больше жалуется, что дела плохо идут.
— А что так?
— Скоро, говорит вообще бизнес встанет, друга у него какого-то русского убили, а тот всегда с товарами помогал. С чеченцами ведь не всякий работать согласится. Короче, нормальные они, в ОМОНе никто не служил, ошиблись вы.
— Может и ошиблись, но проверить надо. Давай-ка хлопчик, обоих Тасуевых сюда зови, а мы уж разберемся те, или не те. Если не пойдут, значит, точно они, значит, взорвем все к чертям собачьим вместе с элеватором. Двадцать минут тебе сроку, пошел!
Мальчишка сорвался с места и опрометью бросился к крайним домам…
— Думаете, придут? — спросил Мухин, когда пятки чеченца перестали сверкать меж деревьев.
— А ты бы не пошел, если б тебя басаевские эмиссары вызвали? — пробурчал Антонов. — У этих чертей не забалуешь — вдруг, правда, дом на воздух поднимут?
— Я тоже думаю, что придут, — без особой радости сказал Колдун, — только боюсь, нам от этого легче не станет. Мы только что самую верную информацию получили, такую из сотен допросов не выудишь. Теперь и без разговора с чеченцем ясно, что к убийству он не причастен… так-то вот. Ладно, давайте готовиться к встрече: Мухин, вперед на мачту, а мы тут по секретам располземся…
Глава 10
День выдался погожим — безоблачным, морозным, с первым нарядным снежком. Настроение было превосходное. События предстояли радостные.