Грани лучшего мира. Дилогия
Шрифт:
– Большое спасибо, мастер Маной, - обрадовался стражник.
– А я-то и думаю, что вроде как приболел.
– Не стоит благодарности, это долг настоящего фармагика, - улыбнулся Сар.
– После нашей лаборатории вы точно перестанете чувствовать себя плохо.
"Материала им не хватает, балбесам. Две фразы, и материал сам идет на опыты. Всему учить надо...", - раздраженно подумал Маной, заходя в зал заседания. На этот раз на собрании Комитета присутствовали все, включая наместника Евы Ерома По-Геори. Фармагик окинул взглядом комитов.
Скучающий Касирой Лот сидел и прикидывал,
А вот Мирей Сил смотрел на говорящего Шеклоза исподлобья, скрестив руки на груди. Он явно не доволен политикой главы Тайной канцелярии и бездействием Комитета. Комит колоний, безусловно, хотел добиться процветания Алокрии, но путь, который избрал Шеклоз, и бесчеловечные методы шпиона выводили его из себя. Пожертвовать сотнями тысяч людей ради счастливой жизни будущих поколений - это сложно назвать справедливостью, по мнению Мирея.
Нервный Ером По-Геори елозил в своем кресле. Очевидно, наместник был раздражен тем, что его втянули в это предприятие и использовали как прикрытие для заговорщиков, да еще и считали при этом пустым местом. На самом деле, как бы Шеклоз ни провозглашал, что Алокрия неделима, и жить в ней будет единый народ - алокрийцы, на самом деле все нынешние комиты по своему происхождению были илийцами, и их пренебрежительное отношение к "марийской деревенщине" в лице Ерома замечалось с первого взгляда.
– Вы опоздали, мастер Маной, - опершись на стол, заметил Шеклоз Мим.
– Уверен, у вас была уважительная причина.
– Была. У меня все причины уважительные, - с легкой улыбкой ответил фармагик.
"Буду я еще отчитываться перед каким-то выскочкой", - Маной неторопливо занял свое место за столом.
– Не сомневаюсь, - пробормотал Шеклоз.
– Пожалуй, продолжим...
Главу Академии слабо интересовала политика и то, кто кого сейчас побеждает на поле боя. Во всяком случае, он делал вид, что это так, ведь от исхода гражданской войны зависили его личные планы. Поэтому Маной Сар сидел, состроив скучающую физиономию, но внимательно прислушивался к каждому слову Шеклоза. В конце концов, никакая информация не должна пройти мимо того, кто умеет ей пользоваться.
Фронт расползся вдоль всей илийско-марийской границы. Приграничные города переходили из рук королевской армии к республиканцам и обратно по нескольку раз за неделю. В центре Алокрии зияла кровоточащая рана из пепелищ городов и полей боя, заваленных трупами. Сейчас о достойном погребении никто и не мечтал. Мертвецам уже ничем не помочь, пережить бы самому этот фестиваль смерти, в котором смешались деньги, идеи, власть и десятки тысяч человеческих жизней, ставших мелкой разменной монеткой на весах противостояния Илии и Марии.
Южная провинция Алокрии, Ева, пока еще находилась вне событий гражданской войны. Она просто никому не нужна. К тому же в ней разместился нейтральный Комитет, а у короля и предводителей республики еще осталась толика здравого рассудка, чтобы не обращаться за помощью к нему. Если придавать комитам слишком большое значение, то оно за ними очень быстро закрепится. А еще одна сила в борьбе за власть не нужна никому. Раз миротворцы не способны покончить с войной, то пусть хотя бы не вмешиваются.
Бахирон Мур до сих пор не знал, чем вызвано столь внезапное нападение марийцев, и его планы моментально обрушились. Малой кровью уже не обойтись. Все сильно усложнялось беспорядками в Илии и резней, устроенной смертепоклонниками в Донкаре, на которые королю приходилось выделять солдат. И выхода из сложившейся ситуации он не видел. Ему оставалось только воевать, следуя течению событий, и надеяться, что рано или поздно решение найдется. Слабое утешение в заведомо проигрышной войне всех против всех. Мог ли Мур отступить? Нет, только не теперь. А Илид По-Сода продолжал яростно атаковать королевские войска, не щадя своих людей. Впрочем, еще совсем недавно они были подданными короля Бахирона, но диктатор предоставил им простой выбор - умереть или перейти на сторону республики и доказать свою верность, сражаясь против илийцев в первых рядах. Настоящая бойня...
– Дело приобретает катастрофический оборот, - перебил шпиона Мирей.
– Мы не можем допустить такие жертвы в этой бессмысленной войне! Речь шла о том, что они измотают друг друга, а не будут поголовно истреблять население страны!
– В нашем случае, мастер Сил, это одно и то же, - спокойно ответил Шеклоз.
– Впрочем, все уже близится к завершению.
– Нас, наконец, схватят и казнят как предателей Алокрии?
– поинтересовался Ером По-Геори.
В дрожащем голосе наместника Евы прозвучала надежда. Он уже устал бояться комитов, Бахирона, республиканцев, вообще всех. Казнь хотя бы избавит его от бесконечного страха и ожидания смерти, которая могла явиться за ним в любой момент.
– Нет, я имел в виду не это, - Шеклоз поморщился.
– На фронте наблюдается тенденция к объединению армий, стягиванию всех сил в единый кулак и с одной стороны, и с другой. Думаю, близится решающая битва.
– После этого мы сможем начать что-то делать, кроме наблюдения за смертями людей, разжигания войны и прочих интриг?
– недоверчиво спросил Мирей.
– Не просто сможем, а должны будем начать что-то делать, - по лицу главы Тайной канцелярии расползлась жуткая улыбка.
– Если под "что-то" вы понимаете создание великой страны под нашим руководством.
– Я не верю тебе. Не верю ни единому твоему слову, Шеклоз, - с расстановкой произнес Сил, исподлобья глядя на шпиона сверкающими злобой глазами.
– Но у меня нет другого выбора, кроме как согласиться с тобой. Молись, чтобы я оказался не прав и для Алокрии настали лучшие времена. Если нет, то после всего того, что ты сделал с моей страной, я лично убью тебя. Медленно и жестоко.
Спокойно выслушав комита колоний, Мим согласно кивнул, продолжая улыбаться. Специально ли он старался сделать эти жесты столь пугающими или нет, но все присутствующие почувствовали холодок, пробежавший по спинам. "А ведь и он не шутит, - поймал себя на мысли Шеклоз, глядя на Мирея Сила.
– И это они еще не знают о фасилийском вторжении в Алокрию. Впрочем, становление нашего нового мира, лучшего мира, уже ничто не остановит".