Грани лучшего мира. Дилогия
Шрифт:
Когда открываются тайны ткани мироздания, очень тяжело сдерживать свой разум в рамках настоящей реальности, что было сопряжено с рядом неудобств - Аменир часто двигался машинально, забывал поесть или одеться, путался в элементарных вещах и терял нить повествования в слишком длинных фразах собеседника. Вот и сейчас, погрузившись в глубокую задумчивость, реамант незаметно для самого себя оказался перед дверью в свою комнату.
Покои Этикоэла располагались по соседству. Чтобы увидеть больного наставника, Кару достаточно сделать семь шагов дальше по коридору и приоткрыть тяжелую деревянную дверь. Старик, наверное, обрадуется приходу ученика, хоть и будет осыпать его ругательствами и проклятьями. У старого реаманта
"Хотелось бы с ним еще раз поговорить...", - с сожалением подумал юноша и толкнул дверь в свою комнату, так и не решившись увидеть учителя, лежащего на смертном одре. Но не успел он пройти внутрь, как увидел служанку, выходящую из покоев Этикоэла. Замерев на полушаге, Аменир развернулся и подошел к ней.
– Как он себя чувствует?
Девушка задумчиво посмотрела на него, старательно подбирая слова, но в конце концов отвела взгляд и негромко ответила:
– Он умер в полдень.
Аменир знал, что старый реамант был при смерти, и был готов к подобному известию. Но он совершенно не ожидал того облегчения, которое почувствовал, узнав о кончине Этикоэла Тона. Как будто масса вопросов и проблем резко отпали, став абсолютно непознаваемыми и неразрешимыми без помощи старого реаманта. Теперь Кар сможет делать только то, на что он сам способен, а не то, чего от него ожидал Этикоэл...
– Где... А как?.. Я могу попрощаться с ним?
– растерянно спросил Аменир, устыдившись своих эгоистичных мыслей и неуместного чувства облегчения.
– Простите, мастер реамант, но приказом Комитета было велено сжигать всех мертвецов...
Точно, Кар ведь сам настоял на этом решении. Такие меры предосторожности были необходимы - чудовищная формула Маноя Сара сохраняла остатки пародии на жизнь даже в отсеченных конечностях фармагулов, а если глава Академии сможет довести ее до совершенства, то вполне возможно, что он начнет воскрешать мертвецов. Звучит абсурдно, но в этом обезумевшем мире граница между реальным и нереальным за последнее время стала весьма условной. Зачастую приходилось принимать нелепые решения, чтобы исключить малейшую вероятность очередного невероятного поворота событий. Например, сжигать всех умерших и перерезать заключенным в тюрьмах сухожилия на ногах. Просто на всякий случай.
– А прах? Могу я хотя бы похоронить его прах?
– спросил Аменир, зачем-то ковыряя ногтем облупившуюся штукатурку на стене.
– Простите, я ничего не знаю. Мне очень жаль, - служанка осторожно отступила от него.
– Если вам что-то понадобится...
Реамант не слышал, что она говорила. На пол осыпались кусочки затвердевшего известкового раствора, покрытого дорогой, но безвкусной краской, которая давно потеряла свой изначальный цвет от сырости, копоти светильников и вечного полумрака. Мастера Этикоэла сожгли. Его прах, скорее всего, смешался с серым пеплом каких-то бедолаг, набившихся в центральный район Нового Крустока в поисках укрытия от всех несчастий. Они умерли на днях от голода, холода влажных ночей, болезней, несчастных случаев, драк за еду, кислое пойло или распутную девку, а теперь оскверняют своими прогоревшими останками прах поистине великого человека...
– Он был слишком слаб и болен, - пробормотал Аменир.
– Я возился с этим Комитетом, куполом, ветрами. Даже не смог по-человечески попрощаться со стариком, боялся встретиться с ним. Он должен был знать, что я почти нашел свой путь, что скоро я смогу спасти этот мир, сделать его лучше, самым лучшим! Оставил меня в одиночестве...
Палец на руке болел, мешая думать. Реамант удивленно посмотрел на него и обнаружил сломанный ноготь и ободранную кожу на подушечке пальца. На месте отколупанной штукатурки алело кровавое пятно.
– Больно.
В коридоре он остался один. Девушка давно ушла, ей было не по себе от отрешенного взгляда Аменира, впавшего в пугающую задумчивость. Казалось, он даже не дышал, а только стоял, уставившись глазами реаманта куда-то внутрь вещей и пространства, и методично ковырял стену, не замечая текущую по руке кровь.
Собравшись с мыслями, Аменир огляделся и через узкое окно увидел, что над Новым Крустоком уже повисла прозрачная пелена ночи, сквозь которую просвечивали холодные звезды. Он простоял в коридоре несколько часов, и его так никто и не привел в чувство. Хотя, скорее всего, случайные прохожие, прислуга и стражники пытались это сделать, но, осознав тщетность своей затеи, оставляли молодого реаманта в нежеланном покое.
Кар тяжело вздохнул и пошел в свою комнату. Пора собираться.***
На следующее утро отряд из ста шестидесяти семи человек покинул Новый Крусток через западные ворота. Впрочем, агентов Тайной канцелярии так никто и не увидел, зато на пути основных сил часто встречались обезвреженные фармагулы с отсеченными конечностями, выколотыми глазами или раздробленными лицами - Шеклоз использовал своих людей для разведки и устранения незначительных препятствий на маршруте. Они действительно были профессионалами своего дела, поэтому первые два дня похода против купола прошли без каких-либо неприятных встреч. Но гнетущая атмосфера только усиливалась...
По мере приближения к куполу следы, оставленные ирреальными ветрами, встречались все чаще. Чуждая этому миру энергия растекалась по Алокрии и даже проникала далеко за ее границы. Угроза была куда значительнее, чем предполагал Комитет - речь шла уже не о спасении одной страны, вся реальность могла перетереться в пыль и развеяться по измерениям несуществующего пространства.
Отряд двигался по пересеченной местности, которая стала похожа на кошмарный сон. Каменные деревья путали отряд, постоянно меняя свои непонятные формы, людям казалось, что с каждым новым шагом вперед они двигались куда-то в сторону или даже в обратном направлении. Местами воздух потерял свою прозрачность, но человеческий рассудок не был в состоянии осознать всю невозможность происходящего. Оставалось лишь ждать, пока сводящие с ума картины скроются за очередным холмом, тянущимся за парящими над землей комьями грязи и чего-то, отдаленно напоминающего останки животных и людей. Но самое сильное впечатление на неподготовленных к подобному солдат оказывали невероятные вмятины в пространстве, воронкой скручивающиеся внутрь себя, где находилось одновременно все и ничто. Если долго смотреть в центр поразительного водоворота, то человеку начинало казаться, что он изнутри смотрит вдоль мира, свернутого в небольшую трубку, а с обратной стороны можно было различить свое собственное удивленное лицо. После такой картины всякие ирреальные мелочи, наподобие изуродованных лесных грызунов, срывающихся в небеса травинок, земли, испускающей белесые испарения, обилия глаз и искривленных ртов на всем, чем только можно, и водопада невозможных цветов, даже не замечались.
– Удивительное зрелище, не правда ли?
– поинтересовался у реаманта Шеклоз.
Аменир шел впереди отряда и, сверяясь с маршрутом Шеклоза, выбирал наиболее безопасный путь. После многократных путешествий в ирреальное он крайне чутко ощущал ткань мироздания. Юный реамант еще не знал, как следовало использовать новое сверхчеловеческое чувство, но провести отряд мимо опасных участков, где вихрилась искажающая энергия купола, он все же мог. Комбинируя свои ощущения и реакции повисшего над ладонью куба, на котором то и дело вспыхивали золотистые символы, имеющие смысл лишь для реамантов, Аменир находил едва заметные, но смертельные аномалии. В этом месте нельзя было доверять одним лишь глазам.