Грани наших желаний
Шрифт:
Не дожидаясь ответа, она, подхватившись, быстро пошла в комнату. Было слышно, как открывались дверцы шкафов, шуршание выдавало не только поиски градусника, но и заблаговременный подбор лекарств.
– Мам, не надо таблеток… Ты же знаешь, не люблю я эту химию глотать. Давай лучше чайку крепкого с облепиховым сиропом пару чашек, а недомогание – это акклиматизация началась, так всегда бывает. Иди сюда, не копайся в своих аптечных закромах.
Она вернулась, протянула ему градусник и начала хлопотать над завтраком, но неприятное предчувствие стало заполнять её мысли, а холодок
Глеб сидел на диване с градусником и прислушивался к себе.
Шея и ворот футболки действительно были мокрыми от пота, спина ныла, словно всю ночь работала, ноги, особенно ступни, отекли; ему хотелось потянуться и немножко поохать.
– Что за ерунда… – сказал Глеб, наконец протягивая градусник. – Тридцать восемь и четыре… А может, он врёт?
– Ничего не врёт! Давай-ка ложись, – мама принялась суетиться по квартире. – Сейчас позвоню отцу, чтобы быстро шёл домой – он на работе. А тебе вызову врача, пусть послушает, посмотрит, выпишет лекарства, какие нужны… Всё, друг дорогой, попался ты мне, теперь лечиться будешь!
К приезду врача температура дошагала до тридцати девяти, вылез глубокий внутренний кашель, тело гудело и становилось совсем чужим.
Дежурный врач с недовольным лицом осмотрел Глеба и, поставив диагноз – острое респираторное заболевание, сел за стол и начал выписывать лекарства.
– Извините, доктор… – подошла к нему мама, – может сразу, не дожидаясь ухудшения, выписать ему антибиотик?
– Это обычная простуда, – не поднимая глаз от рецепта, буркнул врач. – Температуру собьёте – горчичники на грудь и отхаркивающий сироп три раза в день.
Глеб закрыл глаза; слабость проникла в мышцы и отдавалась ноющей болью. Он чувствовал, что происходит что-то неладное: температура поднималась подозрительно быстро.
Отец сидел тут же на кухне и молча переводил взгляд то на доктора, то на лежащего Глеба, сострадание и сожаление застыли на его лице. Ещё вчера было так хорошо: сидели за столом, ели, пили, разговаривали, а сегодня какая-то зараза навалилась на его единственного сына и мучает того изнутри.
После ухода врача мама взялась готовить куриный бульон, отец пошёл в аптеку за лекарствами, а Глеб, пытаясь отвлечься от мыслей и болезни, начал щелкать каналами маленького телевизора. Уже минут через двадцать глаза устали, потекли слёзы и стало понятно: телевизор можно только слушать.
Мама, налив в кружку куриного бульона, снова присела на краешек дивана и стала рассматривать сына.
На его загорелом лице в уголках глаз отпечатались белые полоски морщин, седины на висках стало ещё больше, руки, такие же большие, как у отца, спокойно лежали на груди, сопящие дыхание говорило ей: мальчик заснул.
Она вспоминала, как кормила его до двух лет грудью, как собирала в детский сад, надевая чулки на пажиках; как он однажды принёс ей нанизанную на травинку землянику. Маленькому ему очень нравилось собирать грибы. Бегал такой, чуть выше травы, щёчки круглые… Найдёт гриб – и радости на весь лес! Торопится, спотыкается – скорее его в корзинку положить!.. И глаза счастьем светятся.
Она вздохнула… Сколько прошло времени, событий пронеслось, сейчас он сам дедушка, скоро пятьдесят лет, а что-то в его жизни не так, видно. Что-то не ладится, да разве он расскажет, упрямый такой…
Она снова вздохнула и пошла в комнату. Проходя мимо фотографий на стене, задержалась – все самые дорогие люди были тут: муж, сын, внуки, правнук. Она молча, наверное, уже в тысячный раз посмотрела на снимки и, пройдя в комнату, легла отдыхать.
Глеба разбудил яркий свет люстры; рядом с постелью стояло двое мужчин в белых халатах, родители сидели на стульях, лица их выглядели напуганными и трагичными.
– Так, мужчина, – сказал врач, – поднимайтесь, я вас послушаю… Значит, вы вчера прилетели из Африки, а сегодня у вас температура тридцать девять и пять, кашель… так-так… – продолжал доктор, приступив к осмотру Глеба. – Ваши родители нас вызвали. Говорят, вы во сне сильно стонали и они не могли вас добудиться. Ну-ка ложитесь, я пощупаю печень… Странно, но все симптомы вируса гриппа. Знаете что, вас нужно забирать: вы можете заразить родителей. Кроме того, считаю нужным отвезти вас в инфекционную клинику – пусть они по анализам поставят вам точный диагноз. Собирайте его в дорогу, – повернулся он к притихшим родителям. – С собой бельё, средства гигиены, продуктов не нужно.
Мама со слезами на глазах заметалась по квартире, отец, ощутив приближение какой-то беды, сидел на стуле и от безысходности слегка покачивал головой. Происходящее пугало: его мальчика сейчас куда-то увезут, и что покажут анализы – неизвестно. Страх за здоровье сына сковал его – неужели опять беда стучится в дом…
– Ну, что ты, отец, – сказал Глеб, прерывая его размышления. – Не грусти, со мной всё будет хорошо. Я чувствую: два-три дня – и вернусь. Тогда и договорим, и допьём. Пошли, поможешь мне до машины добраться, а то от температуры голова кружится…
Когда «скорая» отъехала, родители ещё долго стояли у подъезда – им не разрешили сопровождать его, объяснив это карантином и неясностью заболевания.
Лёжа на носилках, Глеб видел в окошко только фонари; где-то вдалеке мелькали высотные здания. Он любил ночную Москву. Ещё студентом гоняя на мотоцикле по вечерним улицам, ему нравилось чувствовать меняющиеся запахи свежего хлеба, вымытого асфальта и фабрики «Красный Октябрь» на набережной Москвы-реки.
Встречаясь с девушками, он обязательно показывал им свои любимые места: Воробьёвы горы, подземный дебаркадер Калининского проспекта, куда завозились товары для всех его магазинов, Александровский сад и, конечно, Лужники с их аллеями и тропинками…
Тем временем «скорая» остановилась у какого-то серого здания. Пока Глеб с помощью санитара поднимался по ступенькам крыльца, успел прочитать на табличке что-то о вирусологии Азии и Африки, паразитах и прочей тому подобной ерунде.
Голова его кружилась, ноги еле слушались; было чувство, что сейчас, несмотря на все усилия, он рухнет прямо тут, в приёмном отделении. Кто-то начал задавать вопросы, но всё вокруг стало распадаться и проваливаться. Последнее, что запомнилось – его подхватили чьи-то руки.